Бармалей и Снегурочка

– Соображения? Ну, ладно, вот вам соображения. У вас тут печаль, у вас бал отменили, вам нужно праздник вернуть. Так? Так. Мне же надо помочь Снегурочке от пошлого преследования Злозвона освободиться, да чтобы при этом Новый год наступил. Я для этого сюда, в волшебный лес заявился. Если спокойно разобраться, да свести все к одному знаменателю, получится, что нам всем мешает Карачун. Это он разрушил привычный ход событий. Поэтому, чтобы все наладилось, чтобы стало, как было, Дедушку Мороза следует вернуть, а Карачуна изъять. Правильно?

– Ну!

– Антилопа гну! Действовать надо! И действовать как?

– Быстро!

– Смело!

– Умно!

– И тихо! Чтобы раньше времени никто ничего не узнал. А то у нас тут, в лесу нашем волшебном, слухи быстрей ветра расползаются. Не успеешь о чем подумать, как, глядь, уже все про то судачат.

– Значит, нам нужен план! – подвел промежуточный итог внезапного мозгового штурма Бармалей. – Но тут, как говорится, вам, друзья, и карты в руки. Вы местные, знаете ситуацию изнутри. Я же могу только предположить, что нельзя просто так к Карачуну заявиться и потребовать у него вернуть то, что он забрал неправедно. Он, похоже, не из пугливых, не поддастся, если даже толпой на него навалиться. К тому же, он и так уже однажды меня палкой своей огрел... Больше, честно говоря, не хочется.

– В этом ты, молодец, прав, – согласилась с доводами гостя хозяйка «Корчмыы». – В прямую, одной только силой, Карачуна ни в жизнь не одолеть. Он ведь даром что босой, он ногами по Нави ступает! Тем более он, судя по всему, еще и волшебным посохом Деда Мороза завладел.

– Так у него и свой хорош, – почесав затылок и поскребшись за шиворотом, сообщил леший. – Он им так елки-сосенки морозит, что они на куски ледяные рассыпаются. Сам видел! Не говоря про зайцев разных и оленей. Лютый, лютый! Уф!

– Я Лютик, а он – лютый, – подчеркнул разницу Баюн.

– Я к тому, лешик, что раньше с ним Мороз Иванович мог справиться, и справлялся, а теперь ему противостоять больше некому. Вся сила холода в одних руках собралась. Это очень опасно. Очень. И если можно в таких условиях как-то Карачуна переиграть, так только хитростью.

– Я и говорю: план нужен!

– Сама я по известным причинам принять участие в деле не могу...

– Вот, всегда так! – высказал разочарование Бармалей. – Кто бы сомневался!

– Да, я все-таки женщина, у меня хозяйство, и вообще, не мое это дело – ратный подвиг. Такое дело молодцу, как ты, пристало. Но я научу тебя хитрости, расскажу, что нужно делать и чего делать не след, – сказала мамаша Фи. – Ты можешь считать это планом.

– План такой, нам с тобой! Давайте, говорите! Добрый совет никому не помешает!

– Вот и хорошо, тады слушайте! – Ягодинка Ниевна вдруг потянулась куда-то, и в ее руке оказалась курительная трубка с длинным мундштуком и совсем маленькой чашей для табака. И сделалась хозяйка Корчмыы похожей на тот картинный образ, что промелькнул в памяти Бармалея, едва он впервые ее увидел. Трубку она держала всей ладонью, снизу, и поза ее была чрезвычайно элегантна, можно сказать – избыточно, тем более для такого кондового заведения, как «Корчмаа». Вытягивая губы, мамаша затянулась и выпустила перед собой облако подозрительно сладкого дыма. Баюн закашлялся и, прикрывая лапой нос, сполз с лавки под стол.

Наша бабушка курит трубку, подметил Бармалей. А табачок-то у нее забористый, вон, даже кот не выдержал. Надо же, какой славный косячок забила, кхе, кхе!

– Хорошо, – с чувством сказала мамаша Фи, курнув, и все поняли, что хозяйка имеет в виду. А она тем временем продолжила: – В рассказе Снегурочки, который ты, молодец, нам передал, упоминался анчутка. Если это так, если ни ты, ни она ничего не напутали, мне кажется, я знаю, кто за всем случившимся безобразием стоит. Она выдержала паузу, обвела всех по очереди взглядом, и лишь убедившись, что никто не прозрел истину наравне с ней, выложила: – Гредень!

– Ах, ты ж пеньки мои горелые! – вскричал леший. – А ведь верно! С анчуткой в лесу только Гредень таси-васи водит. Как я сразу об этом не подумал!

Кот Баюн выбрался из-под стола и снова забрался на лавку.

– Гредень! – прорычал он. – Мррррэу!

Оскалившись, он выпустил когти и впился ими в столешницу. По виду, он был страшно, невероятно зол.

– Гредень, Гредень! – бормотал леший и усиленно чесал копну спутанных веточек, росших на его голове вместо волос. Вдруг, повинуясь неистовому и резкому воздействию, оттуда вылетел довольно большой жук и тяжело шмякнулся на стол. Жук упал на спину и, отчаянно дрыгая лапками, будто это не струганное дерево, а раскаленная сковородка, стал пытаться перевернуться. Это ему не удалось, попросту не судилось. Баюн вдруг приподнял очки и стрельнул в жука взглядом. Сверкнула молния, жук вспыхнул и в мгновение ока испарился, только небольшое облачко белого дыма поднялось вверх, где смешалось с дымом из мамашиной трубки.

– Ну, Гредень, теперь держись! – прошипел Баюн мечтательно, с угрозой. – Голову, мряу, отгрррызу!

– А вот это что-то личное, – предположил Борис. – Я прав? Только жук тут при чем? Почто жука испепелил, душегубец?