Бармалей и Снегурочка

– Доррого! Ничего! За все ответит, за все! Мерррзавец!

– С анчуткой водиться – вот уж точно фи! Я вам говорю!

– Я так понимаю, следует наведаться к этому Гредню и спросить у него прямо. Пусть ответ держит! И если виновен – пусть исправляет!

– Ну-да, ну-да. Надо, кто же против, – мамаша Фи выколотила трубку в пустое блюдо и, снова потянувшись рукой, сунула ее, Бармалей так и не заметил, куда. – Спросить надо, только не так все просто.

– Да у вас, я посмотрю, везде какие-то трудности!

– Это точно, – мамаша Фи вздохнула. – Везде трудности, а с Греднем особенные. Он ведь, чуть что, сразу медведем оборачивается. А с медведем кто же сладит? Какой вообще с медведем разговор!

– Вот черт! Нет, медведь нам не нужен!

– Я вам, уф, больше скажу! Нонеча, то есть прямо сейчас, Гредень, оборотившись медведем, спит себе спокойно в берлоге, что рядом с избой своей сам же и устроил. А сон его великан Волат охраняет. Этот не спит, потому что никогда не спит, а все ходит дозором вокруг той берлоги. Я про то, уф, достоверно знаю, потому, как и сам должность имею дозорную, во исполнение которой повсюду в лесу бываю. Я, уф, все вижу и все замечаю. Вот так вот!

– Погодите! Это что же получается? – всполошился Борис. – Вы хотите сказать, что нам придется в берлогу к медведю лезть? Чтобы разбудить его? Медведя?! И что, мне тоже придется?! – Он заметно побледнел, потом судорожно сглотнул и отрезал: – Как хотите, но я на такое не подписывался.

– Испугался, что ли? Фи! – мамаша наморщила нос.

– Я, вообще-то, на охоте ни разу не был. Тем более, на медвежьей. Не охотник я. Скрывать не буду, стремно! Даже больше, ссыкотно!

– Гредня по любому будить придется, потому, как без него ситуацию никак нам не развернуть. Не разрулить. Он ее создал, вот пусть сам завалы и разгребает. Только все одно тебе, касатик, придется с ним договариваться. Без тебя некому.

Борис сорвал шапку и ожесточенно поскреб затылок.

– Вот, блин! Влип! – сказал он с чувством. – Коварная вы женщина, бабуся!

– А ты, уф, думал! – поддержал хозяйку леший. – Красавицу от злодея вызволять, это тебе не хухры-мухры! Это, брат, испытание! Почище того, что наш котовский тебе причинил.

– Да уж! Ладно, давайте двигаться дальше. Картина вырисовывается такая, – подвел предварительный итог Бармалей. – Гредень неизвестно с каких причин осерчал на Мороза Ивановича, и наслал на него анчутку...

– Возможно так и было, – согласилась Ягодинка Ниевна. – Только одному анчутке с Дедом Морозом ни в каком виде не справиться. Стало быть, не просто так, не с пустыми руками к дедушке нашему он пришел. Каким-то колдовством его Гредень вооружил. Он же кудесник, знает в чародействе толк! Но, с другой стороны, Гредень ведь сам любитель и первый участник всех наших праздников и фестивалей. Как он лихо в прошлом году с Марой отплясывал! О! Поэтому мне все же думается, что не мог он. Нет, не мог.

– Не мог? Как же тогда все случилось? И анчутка этот?

– Вот и мне не понятно. Гредень, конечно, в этом деле поучаствовал, вольно или невольно. Вот пусть теперь и думает, как все исправить. Он, кстати, сам на бал собирался, он вообще ни одного не пропускал еще. Обычно он перед праздником в берлоге своей отсыпается, чтобы потом дольше всех куролесить. Только ждать, пока он сам проснется, нам некогда. Мы не успеем. Значит, придется будить. Без него все равно не обойтись, это точно. Карачун соперник серьезный. Чернобог, он все-таки – бог! А вот Гредень, с его колдовством, вполне может что-нибудь хитрое придумать. Его даже Мара опасается. Во всяком случае, так она сказывала.

– Чернобог, Мара... Даже не спрашиваю, кто такие.

– Потерпи, скоро, касатик, узнаешь. Может, и лично познакомишься.

– Мерррзавец он, этот Грредень! – кот заскрежетал зубами.

– Что ты так кипятишься, голуба? – вновь полюбопытствовал Бармалей. Ему горячность кота казалась все-таки несколько чрезмерной.

– Так потому и горячится, – пояснила мамаша Фи за усатого, – что они со Снегуркой лучшими друзьями были. Он в дом к Деду Морозу так же свободно заходил, как ко мне в Корчмуу.

– Он ей дичь таскал, а она, уф, его пирогами с той дичью кормила.

– И еще у Снегурочки такие нежные руки! – кот мечтательно закатил глаза, что странным образом было видно даже за темными стеклами очков. Расплывшаяся физиономия его выражала крайнюю степень мечтательности и блаженства. – Она ими так мой живот гладила, как никто не умяул. А потом все прропааало!

– Вот, теперь более-менее понятно. Котик любит ласку. Только почему ты мне на голову-то сиганул? Я, наоборот, Снегурочке друг и выручатель. Выручать ее пришел.

– Ошибочка вышла. Погоррячился...

– Да нет, я просто...

«Лес стоит румян, словно девица, – запели упадническое не знающие устали лешие и кикиморы. – Только нам с тобой в нем не встретится...» Кот зашмыгал носом, потом поднял очки и принялся вытирать глаза лапой. Ишь ты, расчувствовался, приметил Борис. Какой сентиментальный...