Бармалей и Снегурочка

– Я, пожалуй, не такой. Честно говоря, ее образ действительно запал мне в сердце. Она – та звезда, что разгорается на сумеречном небосводе моей души. И она, конечно, ангел. Я как ее увидел, так сразу и понял – ангел. Я ей так сразу и сказал. Но, все-таки, джентльмены, не надо торопить события. Не знаю, как все сложится в будущем, но на нынешний момент она мне даже не подружка. Так что... Тем более что и сама она ко мне – мягко говоря – несколько прохладна.

– Что прохладна, это ничего, это не страшно, – торопливо делился опытом берендей. – Прохладную всегда можно распалить. Главное дело, чтобы не отсырела...

– А вот этого я не понял, – набычился Бармалей. – Это, в каком смысле она отсыреть может?

– Да ни в каком! Я о том, что все в твоих руках и от тебя зависеть будет. Из этого исходи, – поспешил уйти от скользкой темы Гредень. – А я помогу. И потом, и теперь помогу, чем смогу. Что вам еще такого надо? Говорите, я завсегда, и всем, что имею, поделюсь.

– Мамаша Фи сказывала, что Злозвона этого, то бишь, Карачуна, надобно будет усыпить и в мешок особый засунуть, из которого он выбраться не сможет. И сказывала она также, что мешок этот у тебя сохраняется, и что ты нам его предоставить можешь.

– И могу! – лелея возможность отделаться малым, почти радостно согласился берендей. – Есть такой мешок! Я в нем пельмени храню.

– Пельмени? – немного оторопело переспросил Бармалей. – Какие еще пельмени?

– Да наши, Русколанские! – стал объяснять Гредень. – Пельмени обычно в мешке под навесом да на морозе хранятся. Так вот из обычного мешка местные ухари-разбойники, волки да еноты, воруют без счету, а из этого – не могут! Таков этот мешок, что в него положено, только тот достать может, кто сам и положил. Сейчас принесу. Только надо подумать, куда пельмени пересыпать.

Он тут же пустился по дому бегать в поисках подходящего объема для хранения. И вскоре в сенях сыскал пустой ларь, в котором прежде мука была.

– О, как раз пойдет! – обрадовался он. – Я сейчас! И, волоча ларь за собой, с грохотом выбежал на двор. Однако вскоре уже вернулся, неся подмышкой свернутый рулоном мешок, который тут же на столе и развернул, и разгладил. – Вот!

Бармалей недоверчиво смотрел на обновку. Потрогал ее, тоже погладил.

– Этот, что ли? Вроде, обычный.

– Обычный, да не обычный! Правильный мешок, неопорожняемый. Вот смотри, здесь уже веревка продета. Видишь? Как только этого... Как ты его обозвал, Злозвон? Как Злозвона сюда засунете, сразу веревку затянешь, вроде как на сидоре, и завяжешь ее лесным узлом. Умеешь, лесные узлы вязать?

– Я умею! – вызвался Андрюшко. – Сам, скрынь-марынь, завяжу, или покажу, как.

– Ну, тады все. Забирайте.

– Я вот думаю, а не мал ли он, мешок этот? – высказал сомнение Борис. – Дед может в него и не поместиться. Мне так кажется.

– В этот мешок все поместится, – заверил его Гредень. – Он маленький только снаружи, а изнутри безразмерный. Вещь-то волшебная!

– Ах, волшебная! – успокоился Бармалей. – Так бы сразу и сказал. Он аккуратно скатал мешок рулоном и засунул его за пазуху.

– Местные все про это знают.

– Так я же не местный!

– Действительно. А я как-то и забыл уже... Ничего, теперь и ты знать будешь. Что, все теперь? – Гредень с видимым облегчением потер руки. – Если еще что понадобится, обращайтесь.

– Всенепременно! – откликнулся с готовностью леший. – Тем более что разговор с тобой, кудесник, еще не закончился.

– Звучит, как угроза, – подбоченился Гредень. – Я, знаешь ли, не люблю...

– Так оно и есть, только угроза не от меня.

– От кого тогда?

– От Баюна нашего, котофейского. Он, как ты знаешь, испытывает к Снегурке, воспитаннице Мороза Ивановича, дружеские и другие нежные чувства. А она в этой истории первая пострадала и, можно сказать, настрадалась. Так что, Кот, узнав про твои проделки, теперь на тебя зубы точит и когти наращивает, поквитаться желает.

– А я-то!

– Вот, ты-то! Не расслабляйся, главное. Может, действительно, тебе лучше самому на подмогу выступить?

И ну тут Гредень принялся охать и сокрушаться!

– Да я же не знал, что так оно все обернется! – причитал он. – Да и злого умысла ни к кому не имел. Всего-то хотел Мороза Ивановича за насмешку проучить. А оно вона как вышло!

– И еще есть мнение, – вспомнил тему Бармалей, – что снимать заклятие должен тот, кто его наложил? Или я что-то не так понял?

– Все так, – вздохнул берендей, – все так. Только это разные вещи, пленить Карачуна злозвонного, и освободить Мороза Ивановича.

– Это понятно. Подвиги, действительно, разные, только, похоже, один без другого не совершить. Так что, будь где-то рядом, кудесник, чтоб не пришлось тебя искать, когда твой выход объявят.

– Да куда ж я денусь, – снова вздохнул Гредень. – Я здесь, я никуда. В берлоге убираться буду.

– А нам теперь главное анчутку сыскать, – напомнил первую задачу леший.

– Ветра в поле! – в очередной раз отличился пессимизмом Гредень.