Бармен из Шереметьево

Пожилая немка на соседнем сидении, видимо, не прочь была затеять разговор о внуках — детишках своего сына-дипломата, но, увидев бинт на шее, понимающе кивнула и открыла книгу. Когда самолет взлетел и за окном показались огни столицы, сказалось психическое истощение и беглец отключился. Был ли это внезапный глубокий сон, вызванный нервным потрясением, или потеря сознания, — неизвестно, а только очнулся он от нашатыря, который ему поднесли бортпроводницы уже в аэропорту Франкфурта. Секунд десять не мог он прийти в себя, слишком невероятной казалась эта обрушившаяся на него жутковатая реальность. И вновь навалился липкий страх. Димка спешил за пассажирами, не представляя, что делать и как себя вести. В голове крутилась фраза: «Он был лысым». Ноги опять стали ватными, а по спине побежал пот. Дима встал в очередь к турникету с надписью «Zur Einreise für Bürger der Bundesrepublik Deutschland[5]». Полная женщина в серой форме, ни слова не говоря, поставила в паспорт штамп и педалью открыла проход. Димка забрал паспорт и на негнущихся ногах пошел в зал выдачи багажа. Тут сотни людей выдергивали с каруселей свои чемоданы и заполняли декларации. И это большая проблема — он не знал ни слова по-немецки. Его английский был очень неплох — давала о себе знать элитная 609-ая Зеленоградская спецшкола и многолетний интерес ко всему западному, но немецкий… К счастью, над столиками висели образцы и Дима старательно все заполнил. В паспорте Мартина была наклейка размером с большую почтовую марку с адресом, и, хотя не было понятно, домашний это адрес или рабочий, — Дима вписал его в декларацию и пошел через зеленый коридор. У него не было багажа — только сумка, что резко выделяло его из потока пассажиров. По счастью, перед ним шли какие-то музыканты с инструментами в чехлах и беглец проскочил с ними. Впрочем, он прошел бы и так — таможенники никого не останавливали, да и ночь уже. Пройдя, наконец, все контроли, он сразу помчался в туалет, затем размотал бинт с шеи, изучил содержимое сумки и решил ее выбросить. Подняв лицо над умывальником, он чуть не закричал — из зеркала на него смотрел Влад: белая, как промокашка, кожа и глаза с каким-то болезненным, сухим блеском.

Четвертого декабря 1981-го года из здания аэропорта Франкфурта-на-Майне в сырую ночь вышел бледный, раздавленный и напуганный, за неполные пять часов сильно постаревший человек со странной прической. В кармане у него лежал чужой паспорт, он не знал язык этой страны и совершенно не представлял, что делать дальше.

Вот так иногда сбываются мечты.

И Аз воздам

А Влад вернулся в пустой бар и долго сидел, сжав голову руками. Затем он машинально взял веник и принялся собирать волосы с пола, вдруг плюнул и, запинав остатки волос под холодильник, в третий раз за сегодня достал злополучную аптечку. Он разом проглотил пять таблеток аспирина, закрыл бар и, бросив взгляд на опрокинутый бокал на столике, где недавно сидел его несчастливый гость, пошел на КПП. Дворники едва справлялись с мокрым снегом, в теплой машине магнитофонная Магдалина пела свою арию о том, что не знает, как ей любить Христа.

Примерно в 8 часов утра следующего дня двое студентов Университета дружбы народов им. П. Лумумбы, находясь по нужде в туалете зала вылета, услышали стоны из крайней кабинки, отжали дверь и освободили Мартина. На место вызвали сотрудников линейного ОВД, а те сразу позвонили Валову. Валов, однако, добирался до «Шереметьево» больше двух часов. Менты не посмели удерживать прошедших регистрацию и ожидавших вылета единственных свидетелей-студентов, и те улетели в свою Анголу, что привело куратора в ярость.

— А из чего ты, сучонок, заключил, что эти негритята — свидетели? Вот для меня, например, они — подозреваемые. Ты их, гнида, досмотрел? Ты можешь гарантировать, что они не увезли с собой деньги, паспорт и куртку этого Рюба?

Молоденький милицейский опер-осетин только хлопал густыми ресницами и заикался, оперативный дежурный ЛОВД отводил глаза. Валов потребовал отправить Рюба на машине начальника транспортного отдела милиции в посольство ФРГ для справки либо срочной замены паспорта, чтоб можно было выписать немцу билет на следующий рейс. Бундесы выдают своим паспорта в течение дня. С ним поехала переводчица от «Интуриста», помогавшая в этом деле с самого утра. Переводчица эта была недавно аттестованным сотрудником КГБ, прикомандированной в «Интурист». Вдвоем с Валовым они профессионально обсудили детали. Ситуация была ясна как день и беспокойства не вызывала: немец-урод накидался алкоголем до отключки, в туалете дернул не ту дверь, да там и вырубился, а паспорт, безусловно, подтянули черномазые. Отправив потерпевшего и раздав указания, Валов пошел в общий зал, в столовую для персонала, но отобедать ему было не суждено — прибежал дежурный линейного ОВД, которому было велено забронировать для потерпевшего билет на следующий рейс до Франкфурта, и сказал нечто такое, отчего у Валова напрочь пропал аппетит и застучало в висках.

— Касса отказывается менять билет.