Барон Унгерн и Гражданская война на Востоке

А вот что пишет Борис Волков: «После очередной казни обыкновенно вызванными из интендантства приемщиками конфискованное привозилось перевозочными средствами комендантства. Склады наполнялись старыми юбками, ботинками, кухонной посудой и т. д. Можно было лицезреть в интендантстве рядом с листами чая – коллекцию камней оптика Тагильцева, стекла и оправы для очков, ворохи ношенного платья, оставшегося после ликвидации евреев, и т. д. …Конечно, все ценное прилипало к рукам Сипайлова, Джинова и Кº… Например, от Тагильцева не было доставлено ни одного отшлифованного камня, ни одной пары часов, а прислан лом и сырой камень. После убитого Вышинского (расстрелян) осталось около 5000 бутылок вина, взятого им незадолго до смерти на комиссию из Китайского банка. Ни одной бутылки не было доставлено в интендантство. Особенно много попало в интенданство от ликвидированных евреев. Из кож, шкур и материй, взятых в большинстве случаев у евреев, – приготовляли обувь и одежду. Никакой отчетности, по приказанию Унгерна, не велось. Ввиду «случайности» поступлений, воинские части часто недоедали. Так, например, в походе на Чайрон, когда в 30-градусный мороз было сделано более полутора тысяч верст, солдаты голодали, отмораживали руки и ноги».

Может, Клуге как раз и воспользовался коллекцией камней оптика Тагильцева? Хотя, конечно, коллекцию он мог найти и раньше, чем попал к Унгерну. Речь здесь идет о коллекции драгоценных камней известного ургинского оптика и богатого человека Тагильцева, замученного контрразведкой, в которой были и ограненные бриллианты, на что прямо указывает Волков. Он также сообщает, что наиболее дорогие камни сделались добычей начальства, а на склад интендантства поступили лишь остатки коллекции.

Атмосфера, которую создавал вокруг себя «черный барон», с его постоянным террором, «ташурением, отсутствием уверенности в том, что тебя сегодня или завтра не расстреляют, не зарубят и не задушат, развращающе действовала на окружающих, в том числе на заслуженных, боевых офицеров. Они не протестовали против бессудных казней, против того, что баронский ташур гулял по их спинам. Все это до тех пор, пока долго копившееся недовольство не достигло критической массы. Тогда-то и случился заговор против барона. Унгерн настолько их запугал, что люди уже перестали бояться, раз все равно смерть – то ли от унгерновского самодурства, то ли за попытку свергнуть его власть. Так уж лучше попробовать второе, чем дожидаться первого.

А уж присвоить имущество жертв или отнять награбленное у грабителей и вовсе не считалось зазорным. Волков пишет, что доктора Клингенберга и его любовницу бежавшие из Урги унгерновцы во главе с полковником Циркулинским убили главным образом потому, что рассчитывали найти у них много золота, бриллиантов и иных ценностей. И были очень разочарованы, когда у жертв ценностей обнаружились какие-то крохи.

Первые четыре года эмиграции Клуге служил в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) учителем средней школы в поселке при станции Имяньпо близ Харбина. Константин Иванович преподавал математику, географию и графические искусства. Его жена, Любовь Константиновна, урожденная Игнатьева, умерла в Китае в июле 1922 года. Летом 1923 года второй женой Клуге стала княжна Наталья Николаевна Кекуатова. В мае 1924 года СССР и Китай подписали «Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между Союзом ССР и Китайской Республикой». Между двумя странами восстанавливались дипломатические отношения, а прежние российские концессии ликвидировались. КВЖД перешла под управление советской стороны, которая быстро избавилась от прежней дореволюционной администрации. Клуге был уволен и вместе с семьей переехал в Шанхай, где поселился во французской концессии. Поначалу он работал чертежником в старинной английской архитектурной фирме «Дэвис и Брук», затем в американской компании Гоббс и К°, торговавшей автоматическими мельницами. Однако большую часть китайского периода своей жизни, растянувшегося на 22 года, К. И. Клуге проработал на разных должностях во французской трамвайной компании. Одновременно вместе с сыновьями он служил в русской волонтерской роте, охранявшей французскую часть шанхайского сеттльмента. Клуге также был членом Офицерского собрания в Шанхае, выступал там с воспоминаниями о Первой мировой войне.

В 1949 году, незадолго до захвата Шанхая китайскими коммунистами, Русская эмигрантская ассоциация назначила К. И. Клуге руководителем первой группы из 900 эмигрантов, отправившейся на Филиппины на пароходе «Хвален». Они высадились на острове Тубабао Филиппинского архипелага.

В 1950 году Клуге переехал в США, где обосновался в Сан-Франциско. Там он и скончался 20 ноября 1960 года после неудачной операции. В 1957 году Клуге записал воспоминания о Первой мировой войне.

Вот как рисует Константин Константинович Клуге финал жизни своего отца: «Дождавшись визы, отец с мачехой уплыли в Сан-Франциско, увозя с собой свои скромные сбережения.