В десять лет, когда меня уносила карета, меня раздирало столько эмоций, что я просто забилась в угол кареты и не глазела по сторонам. Я ведь ни с кем тогда так и не попрощалась. И у меня не было даже сомнений — карета уносила меня прочь навсегда. Может поэтому я так вначале и возненавидела обитель. Из-за страха, что мне никогда не выбраться оттуда. Что меня заперли там как в темнице. И пусть на мне не было оков, а врата обители были открыты, но я чувствовала себя как раненный зверь, попавший в яму, умело вырытую охотником. Вот только у охотника то было лицо барона де Крейса, то лица Трех Отцов, не только всепрощающих, но и карающих. И маленькой мне казалось, что они наказывали меня за грязную кровь, что текла в моих венах, наказывали за мать, что нарушила их обеты.
Я знала, что от взоров Отцов не укрыться, так что они знали и о том, что я испытала, когда узнала о наследстве, а чуть ранее о смерти барона де Крейса. Они все знали, поэтому я и ждала что они вновь накажут меня за все эти мысли, за мои желания.
И этот страх держал меня в замке, не позволяя его покинуть. А вдруг мне не суждено было вернуться обратно? Вдруг я вообще сгину или будущий муж поступит как Феракс и, получив от меня наследника, избавится от меня?
Открыла глаза, впереди меня ожидало еще много ступеней. И я продолжила свой путь.
Я ведь в свое время ненавидела Катрин и Уоррена. А может зависть я путала с ненавистью, кто же теперь разберет.
Сверху с высоты башни фигуры людей казались мельче. Я даже ощутила себя великаном, всесильным, способным своей гигантской ногой растоптать муравейник внизу.
— Мы не можем дольше ждать. Если перевал на Лисьей горе окажется перекрыт, то мы до весны не попадем в Арайсвен.
Вздрогнула и резко обернулась, услышав за собой уже столь знакомый голос, который преследовал меня в последние дни не только днем, но и по ночам. О чем я правда боялась даже думать, я ведь уже невеста, почти жена, я не имела права на те желания, что волновали меня. Но я не знала, как не думать и не желать того, на что не имела право, чтобы не опорочить свое имя. Ведь другого имени кроме как Крейс я не знала с рождения. И я обязана была хранить его честь, если не для будущего мужа, то для спокойствия своей и так мечущейся души.
Попыталась отступить от Ронана, злясь на него за эту его привычку подходить так близко ко мне, что мне переставало хватать воздуха.
Так близко, что порой между нами практически оставались сантиметры, которые так легко было преодолеть.
Так близко, что как бы я не пыталась задержать дыхание, я все равно чувствовала его запах. Терпкий, сильный, травяной. Вообще у каждого северянина был свой запах, но будоражил меня так до дрожи только один.
Поэтому я и пыталась отстраниться от него, но неудачно, так как наступила на подол своего платья и едва не упала. Но он успел удержать меня, рывком притянув к себе. Слишком близко, что между нашими телами не осталось и зазорины. И даже через ворох одежды, что был надет на мне, я ощущала его тепло.
Он наклонился, едва не упершись носом мне в шею, втянул воздух, заставив меня возмущенно набрать в грудь воздух, чтобы высказать ему все, что я о нем думаю. Но я не успела, так как в следующую секунду он поступил совершенно немыслимо.
Он лизнул меня в шею!
Я замерла в первую секунду — от удивления. Нет, Ронан с первого дня вел себя довольно нагло, но никогда он не переступал некую черту. То есть я догадывалась по его глазам и взглядам, что вызываю у него определенные чувства и желания. Но вот именно что догадывалась, ведь он ни разу не совершил нечто такое, что подтвердило бы мои подозрения. И вынудило бы меня начать этот разговор. До этого момента…Оттолкнула его, удивляясь откуда у меня взялись силы. А потом поняла, что он и сам отступил от меня, не пытаясь насильно удержать.
Мы вперлись взглядом в друг друга, глаза в глаза. На моем языке плескались бранные слова, а к горлу подступало возмущение. Я была баронессой и никто не смел так вести себя со мной против моей воли.
Но слова, что рвались из уст, так и не сорвались. Я сглотнула, чувствуя как в горле пересохло. К тому же меня по-настоящему напугал взгляд Ронана. И я подумала о том, что он гораздо сильнее меня. А на смотровой башни кроме нас двоих никого не было. И мои крики никто не услышит. Хотя… я не думала, что до этого дойдет. Он сам отпустил меня и отступил назад. Но вот синие глаза так сильно потемнели, что со стороны казалось, что даже белок сменил цвет. Ронан тяжело дышал будто пробежал от лесных угодий до замка не один раз, а затем, не переведя дыхания, поднялся по лестнице на эту площадку, откуда открывался вид на все мои земли. А ведь Ронан даже во время битвы с Фераксом не запыхался. А тут, такое чувство, что он пытался взять себя в руки, чтобы вновь не прикоснуться ко мне.