Баронесса Настя

— Вы раздевайтесь, совсем раздевайтесь, — говорили девушке Насте. — Загар должен быть ровным и по всему телу.

— Нет, девочки, я раздеваться не буду, У нас в... Германии это не принято.

— Германия далеко, а мы тут одни, и нас никто не видит.

— Как же не видит, а вон...

Фира взвизгнула и махнула рукой.

— Фишкин-то? Он не мужчина! Он для модели.

— Модели?

— Да, модели мужчины. Старого и проливного. Иногда он раздевается, и мы на него смотрим. Привыкаем.

Девочки рассмеялись, а Фира, едва не касаясь губами уха Насти, зашептала:

— Мы должны любить старых и противных, таких, у которых кроме живота ничего и нет.

Она зашлась в гомерическом хохоте. Захлебываясь, выталкивала слова:

— Чтобы… я? Полюбила... такого? Скорее удавлюсь.

Но вот с полуоткрытой веранды девушек позвали. И так же нагишом они побежали в дом. Фира, следуя за ними, успела шепнуть Насте:

— Я приду к вам.

Настя ещё некоторое время лежала на песке. Мимо неё, не взглянув на неё и ничего не сказав, проследовал потомок германцев, родившийся в России, а живущий в Америке. Настя ещё раз выкупалась и, накинув халатик, тоже направилась в дом.

Её ни на минуту не покидало впечатление, что за ней наблюдают, что каждый её шаг виден, изучается, оценивается. И когда она пришла в свои комнаты и закончила туалет, ей принесли завтрак.

На многочисленных тарелках, блюдцах и вазочках были красиво разложены незнакомые ей яства: кусочки рыб, мяса, зелёные корешки, листочки, дары тропических садов и плантаций, вместо хлеба были сухарики, кусочки пирога, пирожного. Словно часовые, стояли бутылочки с водой, соком и вином.

Девушка, расставлявшая на столе блюда, тоже молчала, и не смотрела на Настю.

Настя подозвала Анчара и стала кормить его всем, что было у неё на столе. Пёс по достоинству оценил американскую кухню. Он был спокоен и всем своим существом как бы говорил: «Тут нет для тебя опасностей, ни о чём не тревожься, я тебя охраняю».

Ела Настя с аппетитом, старалась распробовать, услышать запахи, привкусы заморских снадобий.

«И всё-таки это какой-то капкан, думала она, — Никто ко мне не идёт, никуда не зовут. И Роберт исчез, как призрак».

Были сомнения, роились в голове вопросы, но не было тревог и страха. За собственную жизнь она не опасалась. Кому она нужна? Зачем?.. Вот свободы её могут лишить. Кричал же тот странный мужичок: «там сетка!» Может и везде расставлены перед ней сетки? Может быть. Но она быстро обо всём узнает. Вот сейчас позавтракает, встанет и пойдёт в город. Пойдёт — и всё тут!

Чувствовала, как шевелится в ней бес озорства. Ни с кем она здесь не будет церемониться. Нужна она им. Привезли — значит, нужна.

Но плотно поев и выпив большой фужер резко газированного напитка, Настя ощутила усталость.

— Что это? Уж не вино ли? — спросила она у служанки.

— Не знаю. Спрошу у повара и буфетчика.

— Спросите непременно и скажите им, чтобы спиртного мне не присылали.

— Хорошо.

Девушка отвечала по-английски. Настя не все её слова разбирала, но смысл ответов ей был ясен. «Налягу на английский», — вяло подумала Настя.

На мягкий кожаный диван бросила подушку и, не раздеваясь, легла. И мгновенно уснула. Сон был глубокий, без сновидений. Ей приносили обед, потом ужин, но она так бы и не проснулась, если бы над ухом кто-то горячо и страстно не зашептал:

— Проснитесь! Тетушка Брохенвейс велела узнать, не больны ли вы?

Она очнулась и увидела Фиру. В коротком, обнажавшем половину груди платье, с красной розой в волосах, она была похожа на хорошенькую куклу. И Настя невольно потянулась к ней, коснулась плеча.

— Тебя зовут Фира? Так, кажется?

— Да, Фира. Меня послала к вам тётушка Брохенвейс. Она ищет Роберта. У нас пропал Роберт.

— Роберт? Это что, — собака?

— Не-е-т! Это наш Роберт, племянник дядюшки, мой двоюродный брат. Он с вами ехал... У вас с ним ничего не было? Нет?

— А что у нас могло быть? Не понимаю. Ваш Роберт мне совсем не нравится.

— Правда? Это правда? Скажите мне. А?..

— У меня есть жених, и мы скоро поженимся.

— Жених? А как его зовут?

— Владимир. Вольдемар. Я его очень люблю. А если любишь, то уж никого и знать не хочешь.

Настя видела, что Фира по-детски простодушна и не умеет скрывать свои чувства. Эта девушка-подросток, ещё не вступившая в пору совершеннолетия, страстно влюблена и боится всякого соперничества.

— Я тоже хочу замуж за Роберта, я его очень люблю, очень, очень!

В порыве нежности Фира бросилась на шею Насти и стала целовать её в щеки, шею, плечи.

— Ты молодая, тебе ещё рано.

— Нет, нет, — я взрослая, я люблю Роберта, люблю давно, с двенадцати лет.

— А сейчас тебе сколько?

— Сейчас?

Фира задумалась и погрустнела. Её большие телячьи глаза наполнились тревогой.

— Я вам откроюсь, хочу открыться. Тётушка Брохенвейс сказала: «О своём возрасте молчи как рыба!», и я молчу, но нельзя же скрывать вечно, от всех людей!