Баронесса Настя

Сгрудились под светом «летучей мыши» чертили линии полёта; красными кружками обозначали поворотные пункты. Цель пометили крестиком. По железной дороге через этот мост густо идут вражеские эшелоны с людьми, боевой техникой, горючим. Немцы устремляются на Курск, а там и дальше — на Сталинград, Саратов и со стороны. Волги — на Москву.

— Взлёт на рассвете, к цели подойти в сумерках, — приказал комэск.

Смерил Владимира настороженным взглядом... Новичок. Справится ли?

Сказал:

— Объект очень важный, очень. Разобьете — ко второй Золотой Звезде представим. А пока и ордена, и документы — в штаб на хранение.

Сверили часы. Бодро повернулись, вышли из землянки.

Не сказал капитан, что мост охраняется. Не хотел пугать молодых лётчиков, но они обо всём знали. И о том, что два наших самолёта там уже погибли, — тоже.

Взлетали в темноте, — с таким расчётом, чтобы к цели добраться до света, когда вражеские истребители ещё не летают.

Гружёный бомбами самолёт долго не отрывался. Владимир прибавлял газ и смотрел на летящую под колёса взлетную полосу. Она была грунтовой, хорошо укатанной, но неровности били по колёсам точно молотки; самолёт  дрожал, натужно стонал, и, казалось, не поднимется в воздух и вот так на огромной скорости врежется в кромку леса, которая тёмной полосой маячила перед глазами. Но нет... дробный стук приутих, крылья почувствовали упругость, напряглись. Владимир потянул штурвал на себя, и все звуки переменились: воздух засвистел в ушах, в кабину ворвался тяжелый стон машины. Ещё потянул штурвал и стон стал прерывистым, машина — умница взмыла над лесом.

Штурман Иван Пухов доложил:

— Проходим ИПМ.

— Хорошо, Ваня. Проходим.

Под правым крылом голубоватой змейкой блеснул изгиб речушки. Это и есть ИПМ — исходный пункт маршрута. Владимир развернул бомбардировщик и положил на курс, ведущий к цели. Над мостом они должны появиться через двадцать минут.

Локтем толкнул штурмана в бок:

— Задремал, Ваня?

— Нет, командир. Бодрствую.

— Не слышу команд.

— Так держать!

Разговор праздный, для порядку. Впрочем, в этом шуточном, дружеском диалоге содержался и намёк: дескать, не зевай, штурман, в точности исполняй все команды и боже упаси! — не вздремни над картой.

Штурман склонился над планшетом, пометил на карте время разворота.

Шли на северо-запад. Небо над горизонтом чуть засветило, но по земле стелилась непроницаемая темень. Штурман опасался, что рассвет не наступит и через двадцать минут, — и тогда бомбы придётся сбрасывать наугад.

Но нет, под крылом и сейчас угадывались силуэты построек, линии лесных полос, квадраты полей.

А земля то чуть высвечивалась, то тонула в предрассветной пелене. Темно-лиловые волны клубились, как на море. По курсу все чаще наплывали облака. Самолёт погружался в них, как в вату. В кабине воцарялся непрони­цаемый мрак и лишь циферблаты приборов слабо мигали перед глазами. Терялось ощущение высоты и скорости, самолёт словно бы повисал в непостижимо таинственном нескончаемом пространстве. «Облака хорошо, — думал Владимир, — скроют от зениток, но только бы дни рассеялись над целью и дали бы возможность поразить мост».

Мост прикрывался множеством зенитных пушек и спаренных пулеметов. И если не успеть подойти к нему и полутьме, в воздух поднимутся ещё и «мессершмитш». Володя слышал: вчера утром, а затем вечером на мост посылали опытных лётчиков, участников боев в Испании, но они не вернулись.

— Пролетаем село Монастырку, — доложил штурман.— Через пять минут цель.

— Проверьте сбрасыватель. Пулемёт.

— Всё готово, командир.

— Бортрадист, вы готовы?

— Да, командир.

— На боевой! — скомандовал штурман.

Владимир круто заложил машину на боевой курс.

Облака точно по заказу рассеялись, и молочные волны над землёй здесь не клубились. Впереди по курсу слюдяной полоской блестела река и к ней чёрной стрелкой летела железная дорога. Мост угадывался, но его не было видно.

Справа и слева от железной дороги показались огоньки, точно волчьи глаза — вспыхнут и погаснут. «Зенитки!» — застучало в висках. Тотчас и внизу, и справа, и над головой развесились ватные клубочки. Снаряды рвались близко, самолёт вздрагивал, стрелка компаса металась то влево, то вправо. Но некогда было о них думать. Владимир устремился в пике. Направляя самолёт на мост, с ужасом видел, что бомба уйдет вперёд.

Самолёт дрогнул, — бомба полетела. И Владимир взял на себя ручку... Плавно, остерегаясь рывка, — не обломать бы крылья на выходе из пике.

И снова на боевой разворот, теперь уже лихо, с азартом, не видя шквала зенитных снарядов и линий трассирующих: пуль.

Со страшным рёвом, на предельной скорости устремлял машину на боевой курс для нового захода на цель и помнил: нужна высота, и набирать её надо в возможном и разумном режиме, не надсадить двигатели, не сорваться в штопор...

Вот уж и высота. И цель впереди. Надо пикировать. Взять упреждение. Войти пораньше, и не так круто... Вот вошёл. Глядя на мост, увеличивает угол пикирования. Едва слышит штурмана — почти шёпот, горячий, просительный:

— Так держать! Так держать!