Баронесса Настя

Настя слышала, что на пути у них будет три посадки: первая в Будапеште, затем в Мюнхене и уж потом — дома.

Лётчик, подавая ей меховую куртку, сказал:

— Будем пролетать Карпаты, там на высоте холодно.

Самолёт взлетел, и Настя, сидевшая на лавочке у правого окошка, видела лишь спины генерала и лётчика, они не отвлекались на разговоры и не поворачивались к ней. В первые минуты полёта она, не отрываясь, смотрела на землю, видела колонны автомобилей, танков, артиллерии. По железным дорогам к Курску и Белгороду двигались составы, гружённые боевой техникой. Даже она, человек далекий от военного искусства, понимала, что здесь на Курском направлении немцы готовят большое наступление.

Лётчик, показав вперёд на густо зеленеющую гряду гор, сказал генералу:

— Восточные Карпаты. Пойдём низиной или будем подыматься?

— Ты знаешь проход низиной? — спросил генерал.

— А помните, мы шли из Братиславы во Львов?.. Выше двух тысяч не поднимались.

— Идите там, где безопасней. С нами женщина.

Генерал в первый раз за время полёта повернулся к Насте.

— Вам не холодно?

— Благодарю, генерал. У меня меховая куртка.

Функ широко раскрыл глаза. Обращение «благодарю, генерал» — не уставное, принятое, в основном, в высших кругах общества.

— Вы давно в армии?

— Нет, герр генерал, — поправилась Настя.

Функ отвернулся, и Настя почувствовала, как кровь застучала в висках. У неё будто бы и кончики ушей заискрились. «Так на пустяках и заваливаются», — с ужасом подумала она. И теперь уже всерьез пожалела о том, что напрасно медлила там, у кровати генерала, нельзя было доверяться безвестным, ничем не контролируемым обстоятельствам. Теперь же…

Высотомер показывал три тысячи. Нога у Насти заледенели. Хотелось снять с плеч куртку и обернуть ею ноги, но это было бы нелепо. Она пыталась отвлечься, смотрела на горы. Каждая вершина походила на голову старика: внизу растительность, а на верху — лысина. Редкие кустарники на вершинах перемежались скальными глыбами, пирамидами, столбами и провалами. По сторонам в синем тумане белели шапки ещё не стаявшего снега, а, может, он там никогда и не таял. Вспомнила из учебника географии, что Карпаты старые горы, не очень высокие. Тут редкие вершины достигали трёх тысяч метров. «Но вообще–то… — думала она, — я плохо знаю географию. Вот летим в Штутгарт, а там завернем на небольшой домашний аэродром Функов. Где он, этот самый Штутгарт? Ничего не знаю…»

Вспомнила учительницу по географии Таисию Дмитриевну высокую статную даму. Она водила указкой по карте, называла города, горы, реки, бесстрастно и монотонно звучал её голос, ничто не задерживалось в голове. Называла, видимо, и Штутгарт, и горную цепь Шварцвальда, но чем эти горы отличаются от Карпат, а Штутгарт от Братиславы, мимо которой они будут лететь, этого Настя не знала.

В Будапеште генерала встречали два высших военных чина и стройный полковник в лётной форме, со множеством орденов на мундире. Функ, обнимая полковника и целуя его, хлопал по плечу и голосом, в котором звучала спёсь древних германских рыцарей, повторял:

— Орёл! Воздушный ас Германии. Я рад, мой сын. Ты бьёшься с врагом, как и подобает Функам.

Это был сын старого генерала Франц Функ. Уступая отца высшим чинам, Франц взглянул на стоявшую в сторонке Настю, подошёл к ней, тронул пальцами за подбородок.

— А эта…

Настя брезгливо отстранилась. Её реакция была неумеренно резкой, судя по изумлению, отразившемуся на лице полковника. Он выпучил на неё замутнённые хмелем зелёные глаза, удивленно подняв брови.

Настя смягчилась:

— Я от госпиталя. Сопровождаю генерала.

— А-а, доктор? У него есть свой персональный врач… Наконец, адъютанты и прочие — где они? Полковник крутился на своих хромовых бутылочных сапогах, кого–то искал глазами, и весь его облик говорил: «Разве вы не знаете, кто такой генерал–лейтенант Функ?..»

К счастью, полковника позвали. Надо было прощаться с отцом и уезжать.

Настя слышала, как, прощаясь, Франц говорил:

— Отец, не хворай. Держись до победы.

И потом тише, так, чтоб не слышали высокие чины:

— Позвони в вермахт, пусть дадут мне отпуск.

Будто чувствовал Франц скорую свою погибель: на следующий же день он был сбит в воздушном бою.

…Самолёт поднялся, постепенно набирая высоту и беря крен в сторону Мюнхена, за которым был Дунай, а уж там, рядом, — невысокая гряда Шварцвальда.

Справа по борту из серо–синеватой мглы открылась Вена. Дальняя её граница не просматривалась, но чем ближе к ней подлетали, тем она больше походила на юбилейный торт со свечами. Башни и шпили храмов и высоких зданий как бы летели над землей, разрезая на тысячи частей валившиеся на город сине–чёрные тучи. Они наплывали со склона восточных Альп, и самолёт устремлялся прямо в то место, где закипал невидимый исполинский котёл, швыряющий клубы облаков.

Лётчик набирал высоту, и Настя, чувствуя это по накату тошноты и по холодным струям, леденящим ноги, подумала: «А каково генералу с его больными сосудами?»