Баронесса ринга

Марианна сделала то, о чем мечтала последние несколько недель: положила ладони на теплые бриджи из оленьей кожи там, где они облегали бедра, впилась пальцами в тугие мышцы и застонала от удовольствия. Ощущения были даже лучше, чем она себе представляла: такие же прекрасные, как он сам. Марианна притянула к себе его бедра и начала гладить ягодицы, прижимаясь животом к твердой выпуклости.

Он стиснул ее талию обеими руками, приподнял с поразительной легкостью, повернулся и прижал к стене, на которую только что опирался. Его губы блуждали по ее щеке, за ушком, он уткнулся носом в чувствительную ямку у основания шеи, глубоко вдыхая ее запах.

– Ты так приятно пахнешь. – Его низкий голос словно вибрировал у нее в груди, весь пропитанный желанием. Его губы, жадные, горячие, прильнули к ее шее, язык ласкал кожу. – А на вкус еще лучше, – пробормотал он почти сердито, теперь прокладывая поцелуями дорожку к этой ямке.

Марианна прикусила нижнюю губу, чтобы не издавать постыдных звуков, когда он втянул в рот ее нежную кожу и начал посасывать; боль показалась ей на удивление приятной. Какой-то отдаленной частью мозга она подумала, что на шее останется след, но не могла заставить себя волноваться из-за этого.

Он просунул колено между ее ногами, и она с готовностью раздвинула их.

На этот раз она не стала сдерживать стон, когда он прижал колено к ее лону. Он надавил сильнее, и она начала тереться о него в бездумной жажде наслаждения.

Герцог оторвался от ее шеи и, выдохнув ее имя, опять с вожделением прильнул к губам, стиснул бедра и поднял колено выше.

Марианна выгнулась ему навстречу, и мягкие припухшие складочки ее естества теперь терлись о твердые мускулы его ноги.

Он слегка отодвинулся, чтобы видеть ее лицо, его зеленые глаза потемнели, потяжелели, упиваясь ее наслаждением, колено продолжало двигаться, руки с талии скользнули выше. Когда его большие пальцы коснулись затвердевших сосков, она вскрикнула, ресницы затрепетали.

Он опять прильнул к ее губам, ритмично покачивая коленом, ладонями лаская груди, его рот заглушал животные стоны и вскрики, которые она не могла сдержать.

Наконец ее пронзило невероятное наслаждение, тело напряглось, выгнулось… Вдруг в другом конце комнаты кто-то зашевелился, куча одеял и костюмов на старом диване развалилась, и…

Марианна завизжала.

Стонтон круто повернулся, прикрывая Марианну своим телом. Глаза его широко распахнулись – из кучи барахла, постоянно валявшегося на диване, торчала чья-то голова. Присмотревшись, они узнали Джозефину Браун. Она по-совиному заморгала, глядя на парочку, зевнула и только промычала:

– О…

Марианна выбралась из-за Стонтона, лицо ее побагровело от стыда:

– Как это ты не услышала, что приходил Барнабас, орал на всех, устроил мне выволочку? – спросила она, но Браун – или Блейд, как ее все называли, – только столкнула с себя кучу костюмов и прочих вещей и спустила ноги на пол.

Сент-Джон не видел ее всю прошедшую неделю: она взяла короткий отпуск в цирке, чтобы навестить какую-то свою занедужившую родственницу.

Учитывая, что говорил про нее Эллиот – что у нее нет семьи, – внезапное появление Джозефины казалось подозрительным. Уингейт отправил человека проследить, куда она отправится, но тот ее потерял. Стонтон и не помнил, когда в последний раз видел своего друга таким взбешенным.

Хоть герцог и репетировал с ней раза четыре или пять, ее странный внешний вид не бросался в глаза. Во время репетиций свет приглушался, а на выступления она надевала маску, скрывавшую большую часть лица. Открытые подбородок и рот прятались под толстым слоем грима, как и у всех артистов Фарнема.

Глядя на нее теперь, в ярко освещенной гримерной, он видел, что она практически бесцветная. У самого Стонтона волосы были пепельными, а у нее – белыми. Такой цвет волос часто бывает у детей, но редко сохраняется до зрелого возраста.

Глаза у нее были бледно-серыми, без малейшего намека на голубой или зеленый, цветом напоминали опал.

Когда она встала, он увидел, что на ней практичное шерстяное серое платье, в каких предпочитали работать цирковые женщины. Она была на несколько дюймов ниже Марианны, фигура девичья, изящная, хотя на вид ей лет двадцать восемь.

– Когда ты вернулась? – спросила Марианна все еще напряженным голосом, но уже без ярости.

– Несколько часов назад, – хрипло, с едва уловимым акцентом, видимо, оставшимся с детства, проведенного в Йоркшире, ответила Джо.

– Как твоя кузина? Ей…

– Лучше.

Жутковатый взгляд Блейд переместился с Марианны на Стонтона.

«Переместился» – идеальное слово. Никаких внезапных движений, рывков, только плавное перемещение.

Она слегка склонила голову набок и посмотрела на герцога снизу вверх.

– Привет… Син.

Что-то в том, как она смотрела на него – странно, понимающе, – заставило его покраснеть. Он кивнул в ответ.

– Добрый вечер, мисс Браун.

– Можешь называть меня Блейд. – Губы ее дернулись, но в улыбку не сложились. – Все так называют.

– Никто не имеет в виду ничего плохого, – торопливо вмешалась Марианна. – Я могу попросить всех перестать, если ты…

– О, я не против, – снисходительно протянула Джо.