В маленькой комнатке опять повисло неловкое молчание.
Стонтон уже собрался уходить, как Марианна вдруг спросила:
– А где Ангус?
– У него небольшой насморк, поэтому я оставила его дома.
Стонтон в первый раз в жизни слышал, что у птиц бывает насморк.
Блейд склонила голову набок, не отводя от герцога пугающего взгляда.
– Ты кажешься мне знакомым.
Она что, шутит?
– Гм. Я репетирую с вами уже несколько недель, – напомнил герцог.
Она негромко рассмеялась.
– Нет, я имею в виду еще до того, как ты пришел сюда работать.
– Не думаю, что мы встречались раньше.
И это была чистая правда: он не забыл бы такую женщину.
Тут его внимание привлекло какое-то движение сбоку – в руках Джо из ниоткуда появился шестидюймовый нож. Сент-Джон точно знал, что секундой раньше его не было, потому что она разглаживала юбку обеими руками.
Ее пальцы были такими же бледными и тонкими, как и она сама, и двигались почти апатично; нож прокатывался по тыльной стороне ее руки, а затем она его перехватывала ладонью, все кругом, и кругом, и кругом.
Все трое стояли неподвижно, как фигуры в саду скульптур, двигался только нож, мелькая и поблескивая.
– Что ж, – сказала наконец Блейд. – Полагаю, мне пора отыскать Барнабаса и сообщить ему, что завтра я смогу работать. Спокойной ночи.
Стонтон и Марианна тоже пожелали ей спокойной ночи.
Когда дверь за ней закрылась, Марианна обмякла, опершись о туалетный столик; склянки на нем забрякали и зазвенели. Девушка выглядела совершенно разбитой, уголки ее обольстительного рта опустились, выражая ненависть к себе. Когда она подняла взгляд на Стонтона, в ее глазах отражался стыд.
Герцог сразу догадался, что она хочет сказать.
– Несмотря на то, как я себя повела, надеюсь, вы не думаете, что я стану вашей шлю…
– Нет.
Ее глаза сверкнули.
– А почему? Я уверена, вы только об этом и думаете.
– Давайте условимся, Марианна. Вы не будете говорить мне, что думаю
– Хорошо. И о чем же вы думаете?
– Вообще о многом. Моя первая мысль, хотя она может показаться вам недостойной, – мне жаль, что нам помешали.
Она приоткрыла рот и удивленно взглянула на него.
Не мелочно ли с его стороны наслаждаться таким удивленным выражением ее лица? Возможно.
– Но сразу следом появилась вторая: мне жаль, что я утратил контроль над собой.
Изумленный взгляд очаровательных, широко распахнутых глаз быстро сменился насмешливой ухмылкой, которая совсем ей не шла.
– А, да. Лорд Безупречность в столь неподобающем обществе…
Сент-Джон, прищурившись, внимательно смотрел на нее, и под его взглядом щеки ее медленно, как закатное небо, розовели.
– Я никогда не утверждал, что безупречен, – произнес он негромко. – Как уже говорил, мне не чужды естественные желания. Я действительно стремлюсь обуздывать эти порывы, но был бы лжецом и лицемером, если бы не признался, что счел вас привлекательной едва ли не с первой минуты общения.
К его удивлению, Марианна не выглядела польщенной.
– Вас привлекает во мне только новизна, ваша светлость. Женщина-боксер – это странно и необычно, все равно что говорящая кошка.
В ней была новизна, но в то же время и много чего другого: она образованна, умна, остроумна и добра ко всем, кроме них. А еще он видел, как она щедра к усталым подметальщикам улиц, старым сборщикам тряпья и голодным оборванцам.
Марианна Симпсон – тонкая и сложная натура, несмотря на совсем не женский свой труд. Последнее, что ей требовалось – вернее им требовалось, – чтобы он начал расписывать, как сильно ею теперь восхищается.
Она только что предложила ему оправдание его недавнего безрассудного поступка. И да, он мог бы солгать и согласиться, что именно так ее и воспринимает: как нечто новенькое. Подобное признание только укрепило бы ее невысокое мнение об аристократах в целом и герцогах в частности, но в конечном счете это обернулось бы услугой. Ведь между ними никогда ничего не может быть. По крайней мере ничего такого, что могло бы принести пользу ее репутации или его совести.
И даже если это пойдет ей во благо, он не мог сказать, что согласен с ней. Но и обвинение ее отрицать не стал.
– Я подумал, вы должны знать: завтра я на неделю уезжаю. Джеку я уже сказал.
Она прикрыла глаза, давая понять, что услышала, и отвернулась.
– Хорошо. – Марианна схватила с туалетного столика салфетку и повернулась к зеркалу, но тут же сообразила, что грим уже стерла, и бросила салфетку в переполненную корзину для грязного белья.
– Я вернусь в день отъезда в Дувр.
Она резко повернулась лицом к нему и повторила:
– Хорошо. Можете идти.
Тело Сент-Джона отреагировало раньше, чем сознание успело его остановить. Он схватил ее за руку и притянул к себе, а затем прильнул к ее губам.
Она без колебаний открылась ему, и он взял то, что она предлагала, погружаясь в глубину жаркого мягкого рта, и оторвался от нее, только чтобы глотнуть воздуха. Он смотрел в ее полуприкрытые глаза, тяжело дыша, в ярости на себя за то, что сделал именно то, чего всего несколько минут назад поклялся себе никогда больше не делать.