– Я уже попросила прощения, дядя, – в третий раз повторила Марианна.
Барнабас расхаживал взад-вперед по гримерке, его жилистое тело подрагивало от волнения, он то и дело запускал пальцы в свои редкие седые волосы.
– Не то чтобы я не понимал, какая у тебя тяжелая работа, Марианна, но если эти люди не получают то, за что заплатили, то начинают злиться. – Он вздрогнул. – Тебя не было с нами тогда, в двенадцатом году…
– Я знаю, знаю – «Кот в сапогах».
От этих трех слов мурашки бежали по спине у каждого, кто работал у Фарнема, когда из-за неудачного выступления вспыхнули жестокие беспорядки, из-за которых пришлось закрыться на полгода.
– Эти мужчины – аристократы! – не просто разнесли цирк на части, – сказал Барнабас, – а превратились в ополоумевших животных: нападали на рабочих сцены и даже на несчастных факельщиков, которым я разрешил смотреть выступление с райка. Это было…
Она слышала эту историю бессчетное количество раз – то, как все в цирке, начиная со сцены и дальше, до самых дешевых мест, или райка (который в театральном мире называли так, потому что он находился на самом верху, близко к небесам), подверглось гневу обезумевшей толпы.
– Я понимаю, дядя.
– И это еще не говоря о том, как дорого обходится нам досрочное окончание боя. Ты же знаешь: эти мужчины покупают все больше напитков с каждым…
– Я знаю. И мне действительно жаль, что так получилось. Больше такого не про…
Дверь с грохотом распахнулась, и в гримерку шагнул герцог.
Барнабас, уже миновавший обвинительную стадию и собравшийся переходить к уговорам, скоро оставил бы Марианну в покое, но теперь, увидев человека, который, по его разумению (совершенно верному), был виноват в потере его доходов, снова весь раздулся и запыхтел.
– А ты! Это твоя работа – следить, чтобы она не…
– Вы обращаетесь ко мне? – спросил Стонтон таким ледяным тоном и посмотрел столь надменно, что Барнабас мгновенно съежился, глядя на этого статного джентльмена и внезапно вспомнив, на кого накинулся.
Марианна поднялась из-за туалетного столика, за которым снимала грим, и встала между мужчинами.
– Дядя, позволь мне поговорить с Сином.
Вновь расхрабрившись, Барнабас выпрямился во весь рост, но все равно был на голову ниже герцога.
– Хм… Уж постарайся. – Он прищурился, сердито глядя на Стонтона. – И напомни ему, что он здесь вообще только с моего согласия, на птичьих правах.
Герцог шагнул ближе, всем телом прижавшись к Марианне.
– А может быть, мне следует напомнить вам, что еще несколько недель назад я просил вас отыскать медальон и письмо.
Марианна не знала, что герцог говорил с дядей.
– Я вам уже сказал, что понятия не имею, о чем речь!
Она видела, что дядя лжет, и судя по выражению лица герцога, он это тоже увидел.
– Ваш друг Стрикленд говорит обратное.
– Да я найду ваше…
– Пожалуйста, дядя, уходи, – сказала Марианна, прерывая его пустые угрозы.
Барнабас что-то недовольно прошипел и выскочил из комнаты, по своему обыкновению оставив дверь нараспашку.
Марианна заперла дверь, чтобы им не помешали, затем повернулась к герцогу.
Он поморщился, увидев ее опухшую челюсть.
– Боже праведный. – Стонтон потянулся к ней, но она оттолкнула его руку и рявкнула:
– Не смейте!
Он вздохнул, скрестил на груди руки и привалился к стене с видом человека, готового выдержать приступ ярости взвинченной до предела истерички.
Марианна была полна решимости все это прекратить – и его стремление защищать, и ее благодарность за это.
– Вам необходимо принять, что бокс – это моя работа.
Он вскинул бровь.
– Если вы не можете обеспечить то, что входит в ваши обязанности: продержать меня в бою семь раундов и, желательно, помочь победить, – мне придется найти для вас другое занятие на это турне.
Он молча смотрел на нее.
Внезапно его холодность, его отстраненность в сочетании с магическим влиянием, которое он оказывал на ее тело и разум, стали невыносимыми. Марианна разгневанно ткнула его пальцем в грудь:
– Я знаю, что вы считаете мою жизнь грубой и низкой, но…
Стонтон проигнорировал палец и перевел взгляд на ее губы, и челюсть его словно окаменела. Марианна знала, что означает этот взгляд, потому что чувствовала себя точно так же: полной решимости.
А затем он почти незаметно наклонил голову.
Марианна без колебаний приподнялась на цыпочки, приблизившись лицом к его лицу.
«Ты совершаешь ошибку», – прошептал голос у нее в голове, но, подобно обломкам кораблекрушения, которые волны треплют и бросают в разные стороны, голос стремительно унесло куда-то вдаль.
Он ей и не требовался: она сама знала, что это ошибка, но больше это ее не беспокоило. Она приподнялась вверх еще на дюйм.
И он прильнул к ее губам своими.
Глава 14
Оказалось, что жесткие строгие губы герцога совсем не твердые, а очень даже мягкие. Его рука, сильная и знакомая, скользнула на ее талию, а когда он прижал ее к себе, пальцы распластались у нее на спине.
Другая рука легла ей на затылок, язык, гладкий и теплый, ласкал ее нижнюю губу. Он целовал ее именно так, как она и предполагала: решительно и властно.