Они обернулись и увидели улыбающегося маркиза Карлайла. Он снял твидовую кепку и любезно поклонился.
Сесиль хмыкнула.
– Привет, Гай, – сказала Марианна, забавляясь реакцией француженки.
– Я вижу, вы обе отличные матросы. – Он облокотился на фальшборт. – Ни одна из вас не страдала раньше морской болезнью?
– Это мое первое путешествие на пароме. – Марианна нахмурилась. – Вообще-то неправда, второе. Но в предыдущий раз мне еще и месяца не исполнилось, так что я ничего не помню. – Она повернулась к подруге. Та смотрела на Гая так напряженно, что было удивительно, как его голова еще не вспыхнула. – А ты, Сесиль? Помнишь свою последнюю переправу?
– Да, мне было четырнадцать. И меня не тошнило.
– И как давно это было? – поинтересовался Гай.
– Об этом спрашивать так же неприлично, как о том, сколько женщине лет.
– Скажите мне, сколько лет вам, а я скажу, сколько мне.
– Меня ваш возраст не интересует, – отрезала Сесиль.
– Ох! – воскликнул он, хватаясь за грудь. – Это удар ниже пояса!
– Ну так и хватайтесь за что-нибудь пониже.
Он расхохотался:
– Похоже, пистолеты не единственное смертельное оружие, которым вы владеете.
– Кстати о смертельном оружии. Вы не видели Джозефину? – вмешалась Марианна, чтобы не дать Сесиль застрелить веселого пэра.
Гай с заметным усилием оторвал взгляд от Сесиль:
– Нет, я не видел ее с прошлой пятницы, когда она метала ножи мне в голову.
Марианна фыркнула.
– Рад, что удалось вас позабавить, – едко заметил маркиз. – Но не уверен, что я согласился бы на эту работу, если б знал, что женщины будут использовать меня вместо мишени.
– Радуйтесь, что вы можете ради разнообразия приносить пользу, – рявкнула Сесиль.
Гай открыл рот для ответа, но тут его внимание привлекла знакомая высокая и совершенно нежелательная фигура, направляющаяся прямо к ним.
– Привет, Син.
Герцог кивнул Сесиль и Гаю и ледяным взглядом окинул Марианну. Атмосфера ощутимо похолодела.
– Как там Смити? – спросил Гай, поняв, что ни Марианна, ни его друг разговаривать не собираются. Они сверлили друг друга гневными взглядами.
Герцог медленно поморгал и обернулся к Гаю.
– Очень несчастен. Хотя мне кажется, что его страдания скорее от унижения, чем от тошноты. Он говорит, что раньше его никогда не укачивало.
– Такое случается, – сказал Гай. – Иногда даже с бывалыми матросами.
Он посмотрел на Сесиль, которая хмурилась, переводя взгляд с герцога на Марианну.
Все четверо постояли немного в неловком молчании, затем Сесиль произнесла:
– Я должна пойти кое-что сделать.
– Гм. Я пойду с вами. У меня тоже есть кое-какие дела, – сказал Гай.
Оба поспешили прочь. Марианна повернулась спиной к Сент-Джону и уперлась локтями в фальшборт.
Вместо того чтобы уйти, как поступил бы любой нормальный человек, он подошел к ней вплотную и твердо сказал:
– Предлагаю объясниться, нам предстоит очень долгое путешествие.
– Может быть, в Кале вам следует повернуть обратно и отправиться домой, ваша светлость.
Он взглянул на нее, но она смотрела прямо перед собой. Безбрежное водное пространство успокаивало взбудораженные нервы.
– Прошлой ночью я разговаривал с человеком, служившим лакеем в доме Стрикленда в Чатеме. Он находился там в то же время, что и вы.
– И что?
– Он сказал, что ездил с вами и Стриклендом, когда вы забрали в доках некоего французского джентльмена и отвезли в Дил.
Марианна повернулась к собеседнику.
– И что с того? Это был французский архитектор, эмигрант по имени Оливер Моне.
В свое время она намеренно заблокировала все воспоминания о тех неделях, которые провела с Домиником, но тот день и ту поездку помнила хорошо.
Они ссорились. Точнее, она возмущалась, а Доминик пил. Прошло всего несколько недель после их якобы свадьбы, и он наполнил дом в Чатеме людьми, которые работали в его клубе, созданном по примеру цирка Фарнема. Назывался он «Калигула». Название подходило как нельзя лучше, потому что цирк Доминика был весьма сомнительным предприятием. Работали там грубые, безжалостные женщины-боксеры, от которых всегда разило джином. Никто из его боксеров, ни женщины, ни мужчины, не надевал перчаток, а бои длились до тех пор, пока на ринге не оставался только один из бойцов. До нее доходили слухи и о других, совсем уже мерзких состязаниях для избранных – например, крысиных ямах, где для травли использовались терьеры.
Когда она высказала Доминику все, что по этому поводу думала, он предложил ей прокатиться в его карете. Она думала, что они будут обсуждать ее обвинения, но вместо этого он забрал Моне.
– Я помню Моне, – сказала она, наконец, герцогу, который терпеливо ждал. Стоило вспомнить тот день, и у нее в животе забурлило что-то вроде кислого рагу из страха и даже ужаса. – Он обитал в полуразрушенном доме в нескольких кварталах от гавани Чатема. – Марианна поймала напряженный взгляд Сент-Джона. – Но почему вы спрашиваете о нем?
Он сунул руку в карман и вытащил письмо.
– Это ваш почерк?
На конверте значилось только два слова: «Роберту Слэттери».
– Похож на мой. – Она перевела взгляд с конверта на герцога.
– Вы знакомы с Робертом Слэттери?