– Да. Вероятно, вы не слышали до того, как потеряли сознание, но Бонапарт собрал довольно много солдат и идет на Париж. В городе уже начались раздоры: драки на улицах и даже сегодня вечером в столовой. Настроение накалилось с обеих сторон.
– Роялисты и бонапартисты?
– К королю особой любви не испытывают, так что я думаю, это не столько роялисты, сколько те, кто смертельно устал от войны. Однако привлекательность Бонапарта кажется… давайте скажем так – год препирательств в Вене и некоторые недальновидные поступки Людовика многих заставили ностальгировать по корсиканцу.
В дверь тихонько постучали.
Сент-Джон открыл, и Марианна увидела свою самую любимую служанку Иветт.
Она тепло улыбнулась.
– Ну как, вам лучше?
– Да, спасибо.
– Нельзя ли раздобыть какой-нибудь еды? – спросил герцог. – Мадемуазель Симпсон осталась сегодня без ужина.
Иветт дерзко взглянула на него.
– Вы тоже, месье. – Она повернулась к хозяйке и кивком показала на герцога. – Он так за вас волновался, что не спустился на ужин, даже когда мадемуазель Трамбле предложила посидеть с вами.
Марианна посмотрела на герцога.
Из-за бороды она не могла толком разглядеть его лицо, а только скулы и кончики ушей, но то, что видела, залилось краской.
Он сделал вид, что не заметил ее вопросительного взгляда, и спросил Иветт:
– Так чем мы можем перекусить?
Служанка удалилась и через некоторое время вернулась с основательно нагруженным подносом. Расставив на столе тушеное мясо, хлеб, холодную дичь и великолепный фруктовый пирог из тех, какими славился здешний шеф-повар, Иветт спросила:
– Принести вам горячей воды, мадемуазель?
Взгляд ее задержался на волосах Марианны, похожих на птичье гнездо.
– Это было бы чудесно.
Когда дверь за ней закрылась, Марианна спросила:
– И что дядя собирается предложить?
Герцог подвинул кресло так, чтобы ей не приходилось то и дело поворачиваться к нему. Она невольно отметила, что сегодня на нем одежда, которая нравится ей больше всего: мягкие поношенные бриджи из оленьей кожи, темно-зеленый жилет, черный шейный платок и грубая хлопковая рубашка с закатанными рукавами, обнажавшая его восхитительно мускулистые предплечья.
Марианне даже в голову не приходило, что мужские руки могут быть такими чувственными, но от одного взгляда на герцога в животе у нее забушевало пламя.
– Разумеется, ваш дядя со мной не делился, – криво усмехнулся герцог. – Но, насколько я его знаю, думаю, он намерен продолжать турне, продвигаясь по краю армии, которую собирает Бонапарт.
– Но это же неразумно!
– Верно. Я считаю безумием любое действие, кроме одного – немедленно убраться из этой страны. Коалиция сформируется снова, и как только власти предержащие объявят войну Бонапарту, мы окажемся гражданами враждебной нации, застрявшими во Франции. Вся страна готова вспыхнуть в любую минуту. – Пламя свечей высветило светлые прядки в его волосах там, где краска черного ореха начала смываться. Он перевел взгляд зеленых глаз с огня на нее. – Это может закончиться катастрофой.
– Но французское правительство наверняка остановит узурпатора раньше, чем соберется коалиция, – предположила Марианна. – Король…
– Людовик в лучшем случае слаб, а в худшем – бесполезен. Нет, никакая сила внутри Франции не остановит Бонапарта. Начнется война. Снова. Самым разумным будет покинуть эту страну сейчас, до того, как мы окажемся в самом центре событий.
– Вы хотите вернуться домой? – Она не смогла скрыть нотку изумления в голосе.
– Я сказал, что это будет самым разумным. – Его губы сложились в едва заметную усмешку. – Но это не значит, что так собираюсь поступить. Я просто не могу. А вот вы должны уехать, причем немедленно.
– А как же ваш брат?
– Мне придется рискнуть.
– Но Доминик сказал…
– Мне известно, что он сказал, но я не намерен тащить вас в гущу военных действий.
Она моргнула, услышав запальчивость в его голосе.
– Плохо уже то, что вы находитесь здесь. – Его глаза сверкнули гневом. – Вам нельзя продолжать боксировать. Доктор, который вас осматривал, сказал, что подобные удары часто приводят к опухолям мозга, а когда такое случится, вы умрете…
– Вы думаете, я неотесанная или тупая?
– Вы знаете мое мнение, – возразил он.
– Так почему вы рассказываете мне то, что я и так давно знаю?
– Вы упрямая – не тупая и неотесанная, а преданная и непреклонная, и такая чертовски юная, что не понимаете, сколь драгоценна ваша жизнь и как быстро ее можно потерять. – Он резко замолчал и, судя по его лицу, удивился собственному взрыву эмоций сильнее, чем его собеседница.
– Там, на пароме, я дала вам слово, что поеду с вами, ваша светлость. И я поеду с вами.
– Я запрещаю. Это слишком…
– Вы запрещаете? – Ее голос прозвучал слишком громко для маленькой комнаты.
Герцог тяжело вздохнул:
– Возможно, «запрещаю» – неудачное слово.
– Возможно, – согласилась она ледяным тоном.
– Мне следовало сказать, что вы не пойдете на ту встречу.
– Вы не сможете мне помешать. Я знаю, где и когда она состоится, и…
– Вы же не хотели встречаться со Стриклендом. А теперь и не должны.