Баронесса ринга

Марианна посмотрела на подругу, которая прямо едва ли не с остервенением стирала рубашку Гая, но мыслями, судя по ее лицу, была где-то очень далеко. Думала ли Сесиль о том, что после этого путешествия они с любовником уже никогда не увидятся? Или все-таки склонялась к тому, чтобы принять предложение Карлайла? Марианна не стала спрашивать Гая, относится ли он к тем мужчинам, кто считает незазорным иметь любовницу и после женитьбы, но, судя по газетным публикациям, это было вполне вероятно.

Согласится ли Сесиль играть такую роль в его жизни?

Марианна не хотела даже думать о том, что решила бы сама, окажись она в подобном положении. Разве стать частью жизни герцога хуже, чем быть ему никем? Но если родятся дети… Нет, эту дурацкую мысль следовало немедленно прогнать. Если Стонтон пойдет по стопам отца, это погубит его жизнь. И ее жизнь тоже.

Она вздохнула. От крутившихся в голове путаных мыслей ее затошнило. Бросив выстиранный шейный платок в корзину с чистым бельем, она подумала: его имя Сент-Джон. Сможет ли она хотя бы мысленно его так называть?

Нет, не сможет. Человека с таким именем она не знает. Син со взъерошенной бородой, в видавшей виды одежде, такой заботливый с обычной артисткой цирка заслуживал больше доверия.

А Сент-Джон – это политик, который вершит судьбы страны, герцог, который однажды женится на леди своего круга.

Марианна даже не догадывалась, что плачет, пока слеза не упала на ее обнаженную руку.

– У тебя все хорошо, chérie? – мягко спросила Сесиль, наморщив лоб то ли от тревоги, то ли… от сочувствия.

– Все прекрасно, – выдавила улыбку Марианна. – Просто плеснула водой в глаза.

Только теперь Марианна поняла, в чем Гай здорово ошибся: заканчивать эти отношения – значит рвать по живому.

Слишком поздно.

Глава 27

Сент-Джон никак не мог заснуть. Может потому, что все они слишком много спали, когда добрались сюда. А может потому, что никак не мог забыть, как сегодня выглядела Марианна: в юбке, которую подоткнула во время стирки, обнажив стройные мускулистые ноги.

Он застонал и повернулся на другой бок.

– Да черт бы тебя побрал, – сонно пробормотал Гай. – Иди прогуляйся, или покатайся верхом, или выпей, что ли. – И засунул голову под подушку.

Герцог сунул ноги в ботинки, даже не зашнуровав их, снял с крючка сюртук Гая, сунул руку в карман. Друг всегда носил с собой полную серебряную фляжку.

Ночь стояла прохладная, но далеко не такая холодная, как предыдущие, а день был и вовсе по-летнему теплым и солнечным.

Он сел на ступеньки фургона и зашнуровал ботинки.

Иногда, когда ему приходилось заниматься какими-нибудь бытовыми делами, например одеваться, Сент-Джон вдруг замирал и сам собой восхищался: надо же, одевается сам, без помощи камердинера, бреется тоже сам – ну, по большей части, – даже заваривает чай иногда сам…

И еще кое-что изменилось. Люди вокруг него, особенно женщины, не льстят, не жеманятся и не преследуют его. Им совершенно все равно, кто он такой. В этой жизни важно не твое имя или титул, а то, что ты делаешь.

Его внимание привлекло какое-то движение у женского фургона. Мелькнул свет, Сент-Джон инстинктивно отодвинулся в тень. Дверь отворилась, и послышались голоса.

– Нет, буду, – довольно сердито сказала Марианна. Так она говорила, когда ей давали непрошеный совет или указание.

Она спустилась на землю и закрыла дверь. В руках она что-то держала. Одежда? Нет, полотенце. В бриджах и сапогах, но без жилета и шейного платка, она направилась прямиком к речке.

Сент-Джон нахмурился. Эта проклятая упрямица собралась купаться в… он выудил из кармана часы и прищурился… почти час ночи. И в одиночестве.

Она что, не понимает – эта страна кишит опасными людьми, преимущественно мужчинами! Сегодня трое оборванцев подошли к их фургонам. Барнабас дал им немного еды, и они пошли дальше, но герцог понимал: так везти им будет не всегда.

Пусть Марианна и непревзойденная на ринге, но с лихой компанией, вооруженной ножами или пистолетами, ей не справиться.

– Ну до чего же упряма! – пробормотал он, засовывая часы в карман и шагая вслед за ней.

Луна светила достаточно ярко, чтобы видеть тропинку сквозь узкую полосу кустарника, росшего вдоль берега.

Марианна вышла на то же самое место, где они стирали днем. Вода в реке слегка прогрелась за день, но все равно оставалась очень холодной. Сент-Джон убедился в этом лично, искупавшись после того, как женщины ушли.

Она снимала рубашку, когда он показался из-за деревьев.

– Марианна.

Девушка вскрикнула и резко обернулась:

– Что ты здесь делаешь в такой поздний час?

– Не мог уснуть, вышел подышать и увидел, как ты в полном одиночестве идешь к реке. Ты же видела сегодня тех оборванцев. Вряд ли они тут одни!

– Пока меня беспокоит только герцог, который подкрадывается тайком.

– Очень смешно.

– Я могу за себя постоять.

– Голая? В реке?

Она прищурилась и демонстративно стащила рубашку через голову.

Джентльмен бы отвернулся.

Впрочем, Сент-Джон не был в этом уверен.

Кроме того, какая разница, что мог бы сделать некто, кого здесь все равно нет.

Она самодовольно усмехнулась и сбросила сапоги.