Баронесса ринга

Сент-Джон жадным взглядом пожирал ее худощавое мускулистое тело так же похотливо, как могли бы типы, о которых он минуту назад упомянул.

– Присоединишься ко мне? – поддразнила она.

Он уже открыл рот, собираясь сказать, что купался днем, но передумал. Что он за идиот? Женщина зовет его искупаться вместе с ней. И не просто какая-то там женщина, а колючая, боевая, великолепная Марианна. И Сент-Джон начал расстегивать сюртук.

Пока она стягивала бриджи, сердце ее грозило выскочить из груди. Герцог только стиснул зубы и больше никак не отреагировал на обнаженную женщину. Может, следовало оскорбиться на равнодушное выражение его лица, если бы не заметная выпуклость на бриджах.

За время работы в цирке Марианна бессчетное число раз раздевалась на глазах у посторонних, причем не всегда женщин. Служащие-мужчины часто заходили и выходили из гримерки, а раз в неделю она стояла перед толпой воющих, орущих зрителей в тонком муслиновом платье, прилипшем к мокрому от пота телу. Обычно все это ее совершенно не смущало.

Но сейчас это не кто-то посторонний. Это герцог Стонтон.

Как бы сильно ей ни хотелось прикрыться, она заставила себя двигаться непринужденно, бросив единственный взгляд на герцога, отважно направившегося к реке.

Марианна кончиками пальцев попробовала воду и вздрогнула. Она оказалась намного холоднее, чем днем. Сглотнув, девушка осторожно погрузила в воду одну ногу, надеясь, что так быстрее привыкнет. Не помогло.

– Трусишка, – поддразнил ее Сент-Джон. – Так и простоишь тут всю ночь.

Она повернулась, когда он стягивал с себя рубашку. Все остальное было голым.

И твердым.

Марианна не могла оторвать взгляд от его восставшего естества. Нет, память не преувеличивала, он и в самом деле был таким красивым и большим, как ей помнилось.

Он высвободил голову и швырнул рубашку на кучку одежды, а затем подошел к ней.

Глаза его были полуприкрыты, а губы сжались в неприступную линию.

Вероятно, все последующее нельзя назвать поцелуями. Это была дикая схватка, столкновение характеров, битва за превосходство. Марианна все никак не могла прижаться к нему достаточно близко, хотя и забралась на него, словно белка на дерево.

Он оторвался от ее губ, чтобы вздохнуть, но продолжал крепко прижимать ее к груди.

– Я говорил, что не буду тебя домогаться, – произнес он хрипло. – Я лжец и негодяй, не умею держать слово.

Грудь его вздымалась и опускалась с неестественной скоростью, лунный свет серебрил кожу.

– Ты околдовала меня, Марианна. – Он снова завладел ее ртом, но на этот раз нежнее.

Она отдалась его поцелую, как лист, подхваченный мощным потоком.

– Я хочу войти в тебя, – сказал он, целуя ее нос, щеку, лоб. – Идем со мной в воду.

Марианна с намеком повела бедрами в сторону неоспоримого доказательства его желания.

– А как же насчет этого? Я думала, они не любят ледяную воду.

Сент-Джон хохотнул:

– Нам все равно, насколько холодна вода.

Он шлепнул ее по ягодице, и она пискнула, но прежде чем успела возмутиться, он шагнул в воду и не нырнул, а одним долгим плавным движением просто оказался под водой.

Она смотрела, как он плывет, наслаждаясь этим бесподобным зрелищем. Наверное, именно такая красота заставляла древних греков поверить, что боги спускаются с Олимпа и резвятся среди людей.

Сент-Джон вынырнул на поверхность и потряс головой, так что холодные капли заблестели в лунном свете.

– И как водичка? – спросила Марианна.

– Чудесная. Не тяни время.

Она сжала зубы и пошла в воду, не останавливаясь до тех пор, пока они снова не оказались лицом к лицу.

– Ты мне соврал, – упрекнула она. – Вода ледяная.

– Я тебя согрею. – Он потерся носом о ее шею.

– И нос у тебя ледяной, – пробормотала она, поглубже забираясь в его объятия.

Какая-то часть ее сознания хотела положить этому конец, знала, что нужно выбираться из воды и бежать, не останавливаясь, до самого Лондона, но Марианна ее проигнорировала. Убежит ли сейчас или уйдет позже, уже не имело значения: она все равно будет страдать.

Но прежде, чем начать страдать, она заберет каждую его частицу, до которой сможет добраться.

Было чертовски холодно. Но держать ее вот так, словно подвешенной в воде, когда между ними больше ничего нет, – это рай.

Она прижималась к нему так, что уже затвердевшее естество сделалось еще тверже.

– Это так приятно, – сказала она. Холодные губы и нос уткнулись ему в шею, она целовала, покусывала и лизала.

– Это твои зубы стучат? – спросил он с недоверием.

– М-м-м… – Она задрожала, просунула между их телами руку, и пальцы сомкнулись на его древке. – О-о-о, ты горячий как печка. – Она так сильно укусила его в шею, что он вздрогнул. – Войдите в меня, ваша светлость. Согрейте.

– Нет, пока не назовешь меня по имени.

Она замерла в его объятиях:

– Я все время называю тебя по имени.

Он двинул бедрами, и его естество в ее кулаке скользнуло вверх и вниз.

– Произнеси его.

Она застонала:

– Ты меня пытаешь.

– Не думай, будто я не заметил: ты никогда его не произносишь.

– Что, ни разу? – Ее рука сжалась крепче, и теперь застонал Сент-Джон. Она попыталась направить его себе между ног, но он шагнул назад и выскользнул из ее хватки.

– О-о-о…