Барраяр. Книги 1-17

Перенос плаценты был гораздо более сложной процедурой, чем простое кесарево сечение. Нежную плаценту химической и гормональной стимуляцией побуждают отсоединиться от богатой кровеносными сосудами матки, не повредив слишком много крошечных ресничек, а затем, отделенную от стенки матки, заливают проточным, обогащенным кислородом питательным раствором. Между плацентой и стенкой помещают губчатую прокладку репликатора, и реснички плаценты частично внедряются в эту новую основу, и лишь затем вся эта конструкция извлекается из живого материнского тела и помещается в репликатор. И чем больше срок беременности, тем сложнее перенос.

Тяж пуповины между плацентой и младенцем во время операции находится под контролем, и туда при необходимости делаются инъекции кислорода. На Колонии Бета за это отвечал бы хитрый приборчик, здесь же рядом с операционным столом маячил техник с пневмошприцем.

Медтехник начал заливать в матку прозрачный ярко-желтый раствор. Жидкость переполняла матку и, чуть окрашенная розовым, сбегала по бокам Корделии в сток под столом. Хирург работал фактически под водой. Да уж, перенос плаценты — отнюдь не чистая операция.

— Прокладку, — потребовал хирург негромко, и Вааген с Генри, подкатив маточный репликатор к Корделии, извлекли из него губчатую основу с питательными тяжами. Хирург немедля подхватил ее микротяговым лучом и начал прилаживать. Рук его Корделия не видела, как ни скашивала глаза через свой округлившийся — ах, как мало округлившийся! — живот. Она задрожала. Лоб Риттера покрылся потом.

— Доктор…! — техник показал что-то на мониторе.

Риттер поднял глаза, отозвался неопределенным хмыканьем и продолжал свою тонкую работу. Что-то говорил техник, о чем-то тихо переговаривались Вааген, Генри, профессионально, обнадеживающе… холодно-то как…

Поток, стекающий по белой коже, вдруг превратился из розоватого в ярко-алый, брызжущий, хлещущий быстрей, чем поступала в матку питательная жидкость.

— Зажать! — прошипел хирург.

Корделия успела бросить только взгляд на крошечные ручки, ножки, влажную темноволосую головку под пленкой; ребенок, размером не больше выловленного из ведра котенка, выгибался в затянутых в перчатки руках хирурга. — Вааген! Если не передумал, так бери его сейчас! — рявкнул Риттер. Руки Ваагена в перчатках погрузились в ее живот, и темные вихри закружили Корделию, голову охватила боль, взорвавшись искрами перед глазами. Темнота наплывала. Последним, что она услышала, было отчаянно шипящее ругательство хирурга: «О ч-черт…»

* * *

В ее снах туманом клубилась боль. Но хуже всего было удушье. Она задыхалась и плакала от недостатка воздуха. Горло ее было чем-то забито, и она царапала его ногтями, пока ей не связали руки. В бреду ей виделись форатьеровские пытки, умноженные в диких подробностях и растянутые по времени — они длились часами. Обезумевший Ботари вдавливал ей в грудь колено, так что дышать вообще было нечем.

Когда она наконец очнулась в ясном сознании, то словно вырвалась из ада подземной темницы на свет божий. Облегчение оказалось так глубоко, что она снова заплакала, заскулила вслух, роняя слезы. Она могла дышать, хоть это было и мучительно; все тело было словно избито и болело, шевельнуться было невозможно. Но дышать она могла. Это главное.

— Ш-ш! — Широкий теплый палец коснулся ее век, стирая влагу. — Все хорошо.

— Д-да? — Она моргнула и сощурилась. Стояла ночь. Вокруг ламп колебались теплые пятна света. Над нею склонился Эйрел. — Щасс ночь? Чт' случилсь?

— Т-с. Ты была очень, очень больна. Сильнейшая кровопотеря во время переноса плаценты. У тебя сердце дважды останавливалось. — Он облизнул пересохшие губы и продолжил. — Травма, плюс к отравлению, привела ко вспышке солтоксиновой пневмонии. Вчера тебе было очень плохо, но худшее уже позади, и аппарат искусственного дыхания больше не нужен.

— Ск… сколько?

— Три дня.

— А-а. Малыш, Эйрел. Получилось? П-подробно.

— Все прошло хорошо. Вааген доложил, что перенос был успешным. Они потеряли примерно тридцать процентов живой плаценты, но Генри скомпенсировал это обогащенным потоком кислорода. Так что, похоже, все хорошо — в пределах ожидаемого. Короче — ребенок жив. Вааген начал свои эксперименты по кальциевой терапии и обещает нам вскоре доложить о начальном состоянии. — Эйрел погладил ее по лбу. — Вааген получил карт-бланш на любое оборудование, материалы и специалистов, которых он запросит, включая консультантов со стороны. Ему, помимо Генри, придан опытный штатский педиатр. А про наши боевые отравляющие вещества Вааген знает больше всех в мире, на Барраяре или вне его. Больше мы ничего не можем сейчас сделать. Так что отдыхай, милая моя.

— Ребенок… где?

— Если захочешь, то сможешь увидеть прямо отсюда. — Он помог ей приподнять ей голову и показал за окно. — Видишь вот то следующее здание, с красными огнями на крыше? Это исследовательский комплекс биохимиков. Лаборатория Ваагена и Генри там, на третьем этаже.

— А, знаю. Мы оттуда забирали Елену.