Барракуда

Когда мы немного сблизились, он рассказал о погибших дружбах и неродившихся романах, потому что его положение в обществе действовало на людей как проклятие. Они безжалостно его использовали и доили. Он убегал от них с обидой, презрением, отвращением. Он боялся, что наступит день, когда он примет для себя девиз отца: все имеет свою цену.

А я лучше? Я не чувствую излишней страсти к вещам, прежде всего ценю независимость, и всякое паразитирование мне противно.

Я никогда не задумывался, как выглядит молодой миллионер. Когда я взялся учить Этера, то мало что о нем знал. Студент, каких много в Париже, взбунтовался против мещанства и снобизма богатой семьи, но не настолько, чтобы не пользоваться ее средствами. Мыслящий, поэтому очень одинокий и отзывается на малейшее проявление доброжелательности.

Тогда я жил в старом восьмиэтажном доме, в глубине узкого, как кишка, дворика. На чердаке каморки-берложки.

По другую сторону символической стенки, непрочность которой скрывали обои, квартировал гигантский швед чудовищной силы и несказанной кротости характера. И влюбчивый, как кот. Его богатая любовная жизнь противоречила слухам о холодности мужчин северных краев.

Молодой златокудрый викинг с синими васильками глаз и телом гладиатора обожал не без взаимности женщин Востока, смуглых и совершенно черноволосых.

Впоследствии он женился на марокканке, хрупкой и тонкой, как фарфоровая статуэтка. У них двое черноволосых детишек с голубыми глазами и кожей цвета персика. С тех парижских лет мы не потеряли друг друга из виду.

Тогда, в Париже, ничего не зная друг о друге, мы почти одновременно въехали в соседние клетушки чердака. Ночью меня разбудил металлический визг, назойливо вгрызающийся в уши.

В первое мгновение я не мог понять, почему не в силах выбраться из постели. Когда же зажег свет и выкопался из-под руин картона и рваных обоев, то обнаружил припаркованное рядом ложе с никелевыми шарами, на нем – прелестную девушку цвета шоколада и белокожего великана, который натягивал исподнее.

– Свен, – представился гигант, прикрыв срам. – Мы соседи, – он показал на дыру, словно надо было объяснять, откуда он тут взялся. Гигант был очень огорчен. – Мошенники! Мало того, что сдают нам клоповники с кошачьим дерьмом на полу, где сто лет не убирали, так еще и стены из бумаги делают!

Его обширное ложе – солидное сооружение, изготовленное в начале столетия, когда еще верили в неизменность мира, – было снабжено колесиками. Игры скандинавского красавца с арабским цветком лотоса превратили лежбище в транспортное средство, чему способствовал легкий наклон пола. Приобретя разгон, кровать протаранила картонную стенку и вкатилась в мое жилище, сломав по пути стул и умывальник.

– Вот за то же самое меня выгнали с предыдущей квартиры, – горько пожаловался викинг и стал собирать остатки стенки.

– А тебе не пришло в голову открутить колесики?

– Пришло. Но ведь это не моя мебель!

– Излишнее уважение к чужой собственности. Надо снять колесики, иначе на таких койках-самоходках ты объедешь весь Париж, и квартиры кончатся.

Мы перенесли шоколадную красавицу на мою постель, потому что это было единственное свободное место после того, как ко мне подселили их кровать. Девушка сделала себе из простыни эффектный бурнус, а мы тем временем перегнали никелированный катафалк на прежнее место, попутно лишив его самоходных свойств. Наутро мы восстановили переборку, оклеив ее похожими обоями.

Так мы познакомились со шведом и со временем сделали из переборки что-то вроде японской раздвижной стены. Дыра послужила международному общению в теплой и дружественной атмосфере. Убирая переборку, мы превращали наши комнатушки в залу для приема гостей, а возможность быстро и незаметно оказаться у соседа была незаменима, если кто-то из нас страдал безденежьем и квартирными долгами.

Свен вообще-то был при деньгах, но никогда не платил за квартиру. Раз в несколько месяцев к нему приезжал кто-нибудь из родни, им-то он и предоставлял печься о своем жилище, неизменно повторяя одни и те же слова:

– Хотите сделать мне приятное? – Родственники, как правило, хотели. – Так заплатите за мою квартиру! – И родственники платили.

Только однажды какой-то выродок не захотел платить. Он оказался о-о-очень дальним родственником.

Иностранцам, которые учатся во Франции, позволено работать, но трудно найти работу, которая не противоречит расписанию лекций в университете. Благодаря Свену я получал работу в бистро – два раза в неделю мыл посуду и убирал помещения. Никого не касалось, в каком часу ночи я приду, главное – чтобы в шесть утра забегаловка блестела.

Контракт с хозяином возобновлялся раз в году. Поскольку шведу не надо было работать каждую ночь, да он и не рвался, Свен поделил работу между мной и Отокаром, македонцем, который учился на отделении романской филологии и не получал помощи из дому.