Барс

Барсы умели лишь рушить судьбы других существ, да бесцельно носиться по горам! Или нет? Или это ложь, которую так старательно выдавали за правду? Кажется, Волика совсем запуталась.

– Откуда тебе всё это известно? Или ты тоже одна из высших Крылатых?

– Я? Высшая? Ну уж нет, – колдунья прыснула. Подобная мысль очень её позабавила. – Помнишь, я упоминала чай, которым меня угощал твой папаша? – Келуни подтолкнула пиалу к гостье, но к напитку девушка так и не притронулась. – Так вот: отец не тот, который приёмный. Вонорель, конечно, был прекрасным и на редкость светлым человеком в наши времена, раз уж взял на себя ответственность и забрал тебя домой, а не бросил на произвол судьбы где-нибудь в лесу. Но речь сейчас не о нём. Я про твоего родного отца.

– Который… – Волика нервно сглотнула, – который Барс?

– Именно он. Знаешь, чай напоминает мне о нём. Я даже к вершинам гор хожу время от времени, чтобы собрать тех самых трав для чая… пью его и представляю, что я снова в логове Барса. Это от него я многое узнала, – добавила Келуни тише. – И о тебе в том числе.

Тогда Волика задумалась, какой он, её родной отец. Пытался ли искать свою малютку, когда ту выкрали из собственного дома? Похожа ли она на него, или… больше на маму?

Словно уловив ход её мыслей, Келуни как бы невзначай заметила:

– У тебя глаза, как у него. Такие же голубые.

Пернатая отвела взор, сдержанно улыбнувшись. Значит, что-то общее всё-таки было.

– Как же ты, одна из самых свирепых охотниц прошлого, смогла заговорить с Барсом? – Волика спросила очень осторожно, боясь разозлить проводницу. Келуни пояснила без былого энтузиазма:

– По правде, это была случайность. Обыкновенное стечение обстоятельств: твоему отцу потребовалась моя помощь, а мне его. И помочь ни ему, ни мне, больше никто не мог. Так что правильнее называть это временным перемирием, о котором ни одна живая душа кроме нас двоих не догадывалась.

– Хорошо, я… кажется, начала понимать, – больше слушать об отце, Барсах и своём с ними родстве Волика уже не могла.

Горькие слёзы наворачивались от осознания того, что все эти годы она жила и считала себя своей в племени тех, кто являлся ей кровными врагами. Но разве могла Волика видеть Пернатых чужаками просто потому, что по крови она принадлежала к другому племени? Да и какая вообще разница! Её вырастили Пернатой, она считает себя такой. И неважно, что там заготовила природа…

Наверное, проводница смотрела на Волику так пристально, потому что видела в девушке её папу. Но Пернатой совсем не хотелось, чтобы её воспринимали ненавистным ей самой Барсом – и нет, дело не в родном отце, о нём… о нём хотелось узнать больше. Хоть он и был чужаком.

– Как его зовут?

– Кого? Папку-то? – Келуни прикусила губу. – Буран. А твоё имя, когда ты ещё Барсом была – Пурга.

Волика поморщилась. Какое простое имя, Пернатые посмеялись бы! Очень уж для них странное. И всё-таки веяло от заветного «Пурга» горным ветром, затяжными холодами, в общем… оно было не таким уж плохим. Вот только знакомое с детства «Волика» звучало гораздо роднее.

– Буду знать.

Они замолчали, и Келуни позволила девушке остаться наедине со своими мыслями на какое-то время. Волика уставилась невидящим взором сквозь проводницу.

А для чего ей всё это? Что болезненная правда означала конкретно для неё, для Волики? В голове не было ни одной путной догадки. Пернатой не хотелось ничего менять! Но… никакая она уже не Пернатая. Только это ничего не поменяло в её душе, к горным кошкам там по-прежнему теплилась лишь ярость и презрение.

– Я ненавижу Барсов, – прошептала она, не глядя на проводницу. – Они несут смерть и муки. Я Пернатая, меня учили так, я… я не могу иначе! – девушка поднялась, шагнув навстречу тёмной комнате; Келуни требовательно потянула её за запястье. Волика остановилась. – Я поклялась убивать таких, как они.

Келуни гордой орлицей возросла над девушкой. Зелёные глаза холодно сверкали, и колдунья схватила Пернатую на этот раз за плечо.

– Таких, как они, – повторила колдунья, – кто эти «они»? Ты и есть их часть.

– Нет! Никогда не стану! – выпалила Волика, в истерике вырываясь из цепкой хватки проводницы. Шерстяная накидка осталась в мозолистых руках колдуньи, и Келуни, горько усмехнувшись, кивнула на плечо Волики:

– Взгляни же, Пурга: на тебе их след.

Пернатая скосила взгляд на свою грудь и обомлела. Из-под расшитой рубашки выглядывало чёрное пятно той самой жидкости, которая прошлой ночью заменила ей кровь. Сначала девушка закричала, но, усилием воли подавив ужас, заставила себя взглянуть ближе. Она оттянула край ткани, и показалась шероховатая чернильная лапа, раскинувшаяся между плечом и грудью близко к гулко стучавшему сердцу. В чёрной жидкости пролегала тонкая сеточка капилляров алого цвета, движение которых можно было заметить, внимательнее приглядевшись. Жуткое зрелище пугало.

– Этого раньше не было, – не веря своим глазам, Волика снова и снова смотрела на отпечаток чернильной лапы, тщетно пытаясь стереть «грязь» неосторожными касаниями. Больно не было, но и пятно не сходило.