В действительности произошло то, что иногда происходит на футбольных матчах, только примешалась еще и политика. Вечером 26 июля власти устроили бой быков, чтобы отпраздновать день рождения королевы. К тому времени город бурлил от слухов о готовящемся ударе карлистских сил. Толпа, собравшаяся посмотреть на корриду, стала бросать на арену скамьи и всякий мусор. Снесли ограждение. Кто-то нашел веревку и привязал ее к рогам умирающего быка. Животное вытащили с арены и проволокли по улицам, до монастыря капуцинов на Рамблас. К тому времени волнения приняли политический характер: летели камни, ораторы произносили возмущенные речи о предательстве либерализма и подлых происках священников. Напряжение росло. Мотивы поджогов церквей уходят далеко в прошлое, коренятся в ненависти либералов и каталонской бедноты к сторонникам абсолютизма и их покровителям, духовенству. Вряд ли среди поджигателей был хоть один некатолик, но каждый факел, поднесенный к церковным скамьям и деревянным фигурам святых, был еще и выпадом против той презираемой партии, которую взлелеяла церковь. Барселона несколько недель задыхалась в дыму. Ярость толпы переключилась с церквей на промышленные предприятия: 6 августа демонстранты-луддиты, в отместку за безработицу среди неквалифицированных рабочих-текстильщиков, ворвались на завод Бонапланта — первую испанскую паровую фабрику, гордость каталонской промышленности — и сожгли его дотла.
Возможно, церковь смогла бы отстроить разрушенное, но решающий удар был нанесен в 1837 году — принятием законов Мендисабаля. ХуанАльварес Мендисабаль (17901853) был одним из сподвижников Риего по мятежу 1820 года. Когда конституционное «трехлетие» потерпело крах и Фердинанд VII восстановил автократическое правление в 1823 году, Мендисабаль бежал в Англию, где и оставался в течение двенадцати лет, став деловым человеком и твердо поверив в основанные на рыночных ценностях добродетели классического английского либерализма. Он считал, что благодаря торговле в Испании, как в Англии, наступит благоденствие. В 1835 году он вернулся из своей долгой ссылки, и регенты Изабеллы II с радостью назначили его министром финансов. Как ему было оживить застойную экономику Испании и наладить товарооборот? Существовала определенная цель: заповедные поместья знати и земельные владения церкви. Они, вместе с ничьей землей, занимали большую часть территории Испании. Так как они были «заморожены», в стране и речи не шло ни о каком рынке.
Итак, Мендисабаль совершил необычный шаг, столь радикальный, что ни одно современное западное правительство и рассматривать бы его не стало. Он конфисковал собственность католической церкви и продал ее, чтобы иметь государственные деньги — нужно было увеличить численность армии и разбить карлистов. А в более общем смысле требовалось дать буржуазии возможность выкачивать из земли деньги. За долгое пребывание в Англии Мен-‘дисабаль понял, как слаб испанский средний класс по сравнению со средним классом Северной Европы. Для формирования крепкой буржуазии в Испании нужен был земельный рынок. В июле 1837 года законы Мендисабаля вступили в действие. В них декларировалось, что все церковные земли и имущество (за некоторыми исключениями) являются теперь государственной собственностью. Очень скоро 80 процентов церковных земель в стенах Барселоны было продано с торгов. Это массовое лишение церкви всех прав повлияло на Каталонию очень быстро, и в то же время последствия оказались серьезными и длительными.
В конце XVIII века около 46 процентов обрабатываемых земель в Каталонии принадлежало светским владельцам (включая знать), 27 процентов — церкви, 28 процентов — королю. Но доход от имений аристократов падал. Например, между 1800 и 1819 годами доход одного из самых значительных благородных семейств Каталонии, герцогов Мединасели, уменьшился на четверть, и еще на 32 процента — с 1820 по 1826 год. Частично это объяснялось падением цен на сельскохозяйственную продукцию, но отчасти было вызвано и неспособностью крестьян выплачивать разные феодальные пошлины и налоги, которыми их обложили.
Естественно, это заставляло знать меньше держаться за свои земли. И когда феодальное право в 1837 году наконец было отменено, аристократы стали продавать свои поместья. То же самое происходило с церковными землями. По законам Мендисабаля городские и сельские владения церкви по всей Каталонии (не считая самих церквей) были оценены в 122 миллиона реалов. Между 1837 и 1845 годами три четверти их поступили в правительственный аукционный блок и принесли вдвое больше своей оценочной стоимости — 228,1 миллиона реалов.
Откуда поступали эти деньги? Разумеется, не от крестьян. И не от аристократов. Новыми владельцами земель стали буржуа-нувориши Барселоны и больших — городов: Таррагоны, Льейды, Вика. На одном аукционе церковных земель в Таррагоне, где три четверти покупателей были местными, половину выставленных на продажу территорий купили пятнадцать богатых дельцов из Барселоны.