В Барселоне тогда, как и сейчас, не хватало места для гостей. Там не было отелей, которые даже пламенный патриот осмелился бы назвать первоклассными по стандартам Парижа, Лондона или Рима. Доменек-и-Монтанер получил распоряжение построить такой отель в начале 1888 года. И (что невероятно при тогдашних задержках в строительстве и перерасходе средств) ему удалось уложиться в сроки и не выйти из бюджета. «Отель Интернасьональ», металлический каркас в кирпичной и терракотовой облицовке, имел пять этажей и 1600 комнат; его фасад, выходивший на улицу, был 500 футов длиной. Через три месяца перерезали ленточку и стали заселять первых гостей. Такие подвиги были бы сегодня немыслимы. Не состоявшие ни в каких профсоюзах рабочие трудились как рабы на галерах — по двенадцать часов в день, работали круглые сутки, посменно, ночью — при электрическом свете. Кроме того, такая скорость была результатом феноменального таланта организатора, которым обладал Доменек. Здание как бы собиралось из заранее изготовленных модулей. Мы никогда не узнаем, сколько было допущено небрежностей и как долго простоял бы «Отель Интернасьональ», потому что его снесли к окончанию работы выставки. Газеты сатирического толка, такие как «Колокольчик на балконе», рисовали карикатуры: здание уходит в прибрежный песок, будто корабль под воду. Разумеется, Доменек не намеревался строить столь эфемерное здание, и пресса очень жалела, когда его разобрали на куски, чтобы освоить пространство в 1889 году. «Собственность, — написал один возмущенный журналист, процитировав затертые слова Прудона, — это кража прав на красоту и искусство».
Кроме еще одного произведения Доменека — кафе-ресторана и Триумфальной арки Хосепа Виласека, все еще стоящей на Пассейч де Луис Компани, ни одно из зданий, построенных к Всемирной выставке, не вызвало у населения симпатии и восхищения, и все они тоже были разрушены. Главная постройка периода выставки, дотянувшая в полуразрушенном состоянии до 1929 года, — Дворец индустрии, который команда архитекторов под руководством Рожента сделала полукруглым, полкольца толстого железа и стекла, которые, как надеялись создатели, удивят мир. Но были еще Галерея станков, Дворец науки, Павильон сельского хозяйства, Дворец изящных искусств и множество частных павильонов, хозяева которых выставляли свои товары, от сифонов для содовой до молотилок. Но следовало ли, например, модель замка в шесть футов высотой, изготовленную из сыра манчего, считать сельскохозяйственным экспонатом или произведением искусства? Проблема нахождения наилучшего места для того илии иного экспоната превратилась в кошмар, особенно если учесть, что очень мало кто из участвовавших стран заранее сообщил, что именно они будут выставлять. Часто экспонаты для всех оставались тайной, пока на складе не распаковывали коробки. Рог изобилия капитализма конца XIX века извергал в парк поток предметов иногда столь поразительных, что даже организаторы, не говоря уже о посетителях, не могли понять, что это такое и для чего предназначено. Все это создавало толпу и невыносимую суету, которая сохранилась на фотоснимках Дворца индустрии. Было много мелких краж, но даже воров, если верить веселому описанию Всемирной выставки в «Городе чудес», поражали масштабы действа. Два юных негодяя, Онофре Боувила и его подельник-верзила Эфрен Кастельс, специализировались на кражах часов — не из карманов, а из коробок.
Были здесь карманные часы, часы для башен и общественных зданий, часы с репетиром, часы со второй стрелкой, морские хронометры, маятники, астральные часы, хронометры для астрономических и научных наблюдений, клепсидры, песочные часы, часы-регуляторы, часы, показывающие солнечные и лунные циклы, электрические часы, гномоны, экваториальные, полярные, горизонтальные, азимутальные, прямого восхождения, склонения… «Если не избавимся от этих часов, — сказал верзила, — мы с ума сойдем от их тиканья и перезвона».