Барселона: история города

Учитывается также присутствие структурных или строительных элементов, указывающих на пребывание здания в состоянии технологического перехода (очень характерно для Эйшампле), что требует как использования традиционных технологий (восстановление подвалов, кирпичная кладка и т. п..), так и привнесения новых материалов (литые колонны или другие технологии с использованием железа).

Такой закон весьма способствует развитию традиционных каталонских ремесел — керамики, кузнечного дела, столярного искусства, изготовления изделий из стекла, — которые двадцать лет назад были на грани вымирания. Но главным образом он защищает историческую часть города не только от алчности застройщиков, но и от чрезмерного усердия и спеси дизайнеров. Чего-чего, а дизайна Барселоне хватило.

VIII

В два часа ночи на Виа Литургика, как называют это место завсегдатаи, то есть на безымянном, тонущем в оранжевой пыли куске дороги за Барселонским университетом, рядом с футбольным стадионом, проститутки-трансвеститы демонстрируют себя, привлекая клиентов, а жители города смотрят на них из проезжающих автомобилей.

Если только не затеют драку, а это иногда случается, трансвеститы хранят достоинство весталок. Они не сбиваются в кучу, как модели на подиуме. Они стоят на значительном расстоянии друг от друга, подобно идеальным скульптурам, сработанным из грубого, волосатого белкового вещества — их прежней мужской оболочки. Время от времени они делают обход владений, чтобы закрепить за собой территорию. Те, что постарше, важно выступают, а более молодые звонко цокают каблучками по неровной дороге. Эта похожа на Кармен Миранду, та — на молодую Аниту Эк-берг, третья — на Верушку, а четвертая, с египетской гривой курчавых волос, напоминает Соню Брага. Если не считать трико и нескольких аксессуаров — боа из страусовых перьев, кожаного бюстгалтера или сетчатых чулок, — они совершенно обнажены. Их великолепные бюсты напоминают роскошные плоды, выращенные в теплице. Таким совершенством они, как святая Тереза, обязаны неуклонному умерщвлению плоти и всяческим лишениям: гормоны, хирургические операции, постоянная экономия, чтобы заработать на врачей. Иногда кто-нибудь из них вдруг окрысится на жалкую кучку тинейджеров — много тестостерона, мало песет — и плюнет в них. Но большую часть времени трансвеститы демонстрируют королевское спокойствие, погруженность в себя, в храм своих перекроенных тел, и это — гораздо большее, чем обычный нарциссизм манекенов. «Они — архитекторы», — говорит мой друг Корберо.

Машины медленно проезжают мимо, подпрыгивая на ухабах. Разворачиваются. Едут обратно. Это потрепанные маленькие «рено» и большие «мерседесы». Колеса поднимают желтоватую пыль, которая потом долго висит в воздухе. Фары светят сквозь нее, длинные тени от людей-статуй ложатся на дорогу. Редко какая машина остановится. И тогда, после кратких переговоров, в нее сядет один из призраков. Но в основном автомобили следуют мимо. Те, кто за рулем, приезжают посмотреть, а не купить. Это — театр на улице, tableau vivant, живые подмостки, только здесь двигается публика, а не актеры. Но иногда кажется, что это уже не театральное действо, а некий обряд: в своей фантастической несуразности, преображенные пилюлями и скальпелями, в париках, обработанные депиляторами, намазанные кремами, нарумяненные, экипированные, как Марлен Дитрих, и затем выставленные на этой грязной и неровной асфальтированной сцене, трансвеститы с Виа Литургика похожи на призраки языческого прошлого; на плод воображения Бердслея, иллюстратора «Сатирикона» Петрония; на коварных Мессалин, как дохристианского периода, так и эпохи постмодернизма.