Барселона: история города

Такая близость — будто доктор устроил себе клинику неподалеку от кладбища, где похоронены его пациенты, — похоже, никому не кажется насмешкой. Кроме, разве что, жильцов «Уолден Семь». Что поделаешь: Бофиль — каталонец и, следовательно, заслуживает поддержки, даже несмотря на то, что еще один из его шедевров, так называемый квартал Гауди в Реусе, также стал необитаемым через десять лет после сдачи под ключ. Тем временем, в 1980-х годах, французские чиновники дали ему разрешение на осуществление огромных проектов неподалеку от Парижа и в Монпелье. Он решил их в грубо театральном стиле, сделав своеобразную пародию на классицизм. (Autres temps, autres moeurs, другие времена — другие нравы: до свидания, Скиннер, здравствуй, Леду!) Кажется, очень немногим из клиентов Бофиля во Франции и США пришло в голову хоть раз испытать его здания. Когда речь идет о постмодернизме, это не принято. Человек видит фотографии в журналах, а не само здание. Так коллекционеры в 1980-х годах покупали произведения, посмотрев слайды. В Барселоне Бофиль приобрел репутацию «международного» архитектора, а в Нью-Йорке — каталонского. Случилось так, что Мадрид поручил ему построить к Олимпийским играм, так сказать, ворота в Барселону. Речь идет о новом терминале барселонского аэропорта Эль Прат де Льобрегат. Получился высокий, красивый куб из стекла и стали, с полом из красного мрамора, с пальмами. В общем, стильно. Но мрамор трескается, а пальмы умирают от недостатка воздуха. И, похоже, ни сам Бофиль, ни его помешанные на дизайне клиенты не подумали о влиянии, которое столь обширные стеклянные плоскости оказывают на сигналы, принимаемые радаром диспетчерской башни. А влияние это так велико, что на контрольных экранах постоянно пляшут помехи-призраки, которые иногда трудно бывает отличить от прилетающих или улетающих самолетов. Надо надеяться, что-нибудь придумают, но пока, как вздыхает «Вангуардия» в статье, благодаря которой в июне 1991 года об этой неприятной истории стало широко известно, «в терминале обнаружилось множество непредвиденных дефектов, благодаря которым он может стать вечным примером национального фиаско».

Таковы опасности сотворения национального кумира, героя национальной культуры. Столкнувшись с манией дизайна, даже иностранец может затосковать по старой Каталонии: по рябенькой белой стене фермы Миро, по добротной каталонской пище — butifarra атb monguetes[17] и rossejat de fideus[18], по солоновато-сладкому вкусу клейкой массы жареных на гриле gambas[19]; по старинному, таинственному привкусу mar i montanya — рагу из кальмаров, омаров, кролика, фрикаделек и шоколада. Может быть, это ностальгия туриста среднего возраста? Возможно. Все равно останешься в меньшинстве. Город, как тебе постоянно повторяют, «переживает переходный период». Так и есть. Как все большие города, он всегда его переживал. Но не чувствуя традиций и истории, как можно понять, что значит «переходный период»? Барселона привыкла претерпевать интенсивные, резкие перемены, играть в азартные игры, пускаться на рискованные предприятия, которые странным образом сочетаются с его буржуазной трезвостью — той самой каталонской seny. Склонность к этому возникла не после смерти диктатора. Она уходит корнями в глубокую древность, и чтобы увидеть эти корни, надо начать с самого начала.

Часть первая СТАРЫЙ ГОРОД

Глава 1 Владения косматого героя

I

Барселона начинается с римлян. Есть следы более ранние, следы людей бронзового века, известных римлянам как лалеты (лаэты), разбросанные по прибрежной равнине вплоть до подножия Монтжуика. Но лалеты были земледельцами и не строили городов. Они сажали зерновые на приморской равнине и собирали знаменитых устриц на песчаном берегу бедной и мелкой гавани. Лалетам не повезло — на их земли позарились римляне, и племя было стерто с лица земли. Устрицы остались, они упоминаются галло-римским писателем IV века Децимом Авсонием. Моллюски мирно размножались еще два тысячелетия, пока с ними не покончили ядовитые выбросы.