«Он симпатичен, — подумала Бару. — Фигура замечательная, неглуп».
И в его взгляде уже не было ни ревнивой ярости, ни вспышки негодования.
Но от Чистого Листа она узнала, что доверять иликари нельзя. А Жених Моря был издавна связан с иликари и частенько прибегал к услугам жриц–ныряльщиц.
Необходимость действовать беспощадно и безжалостно становилась сильнее день ото дня. Путь к развязке превратился в узкую горную тропу, ведущую но краю бездонной пропасти. Малейший толчок, любой неверный шаг приведет к катастрофе. Любые слабости — прочь.
Придется поступить именно так.
Кроме того, Унузекоме мечтал стать легендарным героем..
— Флот Маскарада… — произнесла она и потупилась с напускной скромностью. Тайн Ху нахмурилась, а Унузекоме — коротко, едва заметно ахнул. — Флот Маскарада, отброшенный от наших берегов, — вот что произвело бы па меня глубочайшее впечатление.
Глава 26
Теплым туманным утром вскоре после резни Бару пригласила княгинь Игуаке и Эребог объехать предгорья Кидзуне и посмотреть на раздел их новых земель.
Конечно, это было своего рода бегством из Хараерода — она уже вдоволь нанюхалась дыма сжигаемых трупов. Но ей действительно хотелось поглядеть на дележ добычи — на плод своих трудов, на доказательство необходимости ее жестоких, бесчеловечных мер. Должна же и сама Бару придать себе уверенности перед завершением игры!
Отправив Тайн Ху готовить «шакалов» к следующему походу, Бару взяла в качестве охранника богатыря Дзиранси. Что ж, такая «смена караула» ей тоже не повредит. Кстати, оказалось, что он не умеет ездить верхом. Не важно, это послужило поводом пройтись пешком! Теперь она шагала по дороге, опустив голову, обливаясь потом, и внимательно считала биение своего размеренного пульса.
Когда солнце выжгло туман, они поднялись на разрушенную сторожевую башню древнего стахечийского форта.
Бару узрела на западе голубую гладь водохранилищ и первые всходы на полях Наяуру. Обширные владения мертвой княгини уже тлели от гари. С такого далекого расстояния солдат было не разглядеть, но дымы указывали на армию лучше всяких знамен.
Эребог досадливо прищелкнула языком и велела дружиннику подать зонтик от солнца.
— Там твоя кавалерия, верно?
— Мои лошади. И воины «шакалов», — уточнила Игуаке, покосившись на Бару. — Я велела им сжечь все, если им окажут сопротивление.
— Разве тебе не жаль своих наделов?
Игуаке пренебрежительно шевельнула левой рукой, и нефритовый браслет зазвенел о платиновое запястье, точно колокольчик.
— Мертвецы — превосходное удобрение.
Укрывшись в тени зонтика, Эребог оглянулась на Бару и усмехнулась — вероятно, предлагая вместе посмеяться над спектаклем Игуаке или разделить ее наслаждение от столь великолепного предательства. Княжества Отра и Сахауле принадлежали ей. Она оставит наследникам не только жалкий глиняный карьер.
Бару лукаво улыбнулась в ответ, словно говорила: «Удостоверилась в том, насколько я непреклонна и холодна?»
Эребог коснулась бока лошади Игуаке.
— Ты не взяла с собой ничего от солнца? Могу предложить запасной зонтик.
— Ты — прямо как бабка.
— Я и есть бабка.
— Да уж… бабка при куче глупых и нищих детей.
Бару прикусила язык, чтобы не расхохотаться. Коровья Княгиня не разменивалась на зонты — ее дружинники уже ставили шатер. Но Эребог беззаботно гнула свою линию:
— Может, и так. Надеюсь, хоть кто–то из них порадует бабку богатыми и учеными внуками.
— Честная Рука. Говорить сейчас? — негромко спросил Дзиранси на ломаном иолинском.
На стахийском богатыре был нагрудник от его лат — стальное произведение искусства, какого не смог бы повторить никто в Ордвинне. Бару очень хотелось содрать его, как панцирь с краба, и забрать для пристального изучения. И Дзиранси был вполне достоин своего доспеха: дисциплинирован, сдержан, восхитительно немногословен — пусть даже причиной тому был языковой барьер.
А еще за ним угадывалась некая тайная сила.
— Идем, — сказала она и увлекла его подальше от княгинь, к полуразрушенной стене. — В чем дело?
Он устремил взгляд на запад. Глаза его были странно зелеными, как пламя горящего бария.
— Очень красиво. Совсем плоско. Хорошая земля. Я не видел такой. Дом Хуззахт вырублен в горах… — Он начертил пальцем в воздухе ступенчатую линию. — Водяные машины. Насыпные фермы.
Бару отважилась вспомнить пару–тройку стахечийских слов.
— Твой народ — идти юг? Торговать. Жениться. Земля теплее.
Подбородок Дзиранси задрожал: он тоже едва удерживался от смеха. Смутившись, Бару перешла на иолинский:
— Вы ведь хотите этого, не так ли?
— Я скажу, чего мы хотим, скоро. — Он оперся на древко копья. — Тогда я буду готов спросить. В правильном месте, под добрым камнем. Ответь мне: что будет с… — Он кивнул на запад, в сторону плодородных угодий Наяуру. — С плоской землей?
Проверив надежность древней каменной кладки, Бару оперлась на стену.