Бас. Любимица Иллари

И вот сейчас я стою под твоим мэртосом, листаю нашу пожелтевшую от времени историю, и мне снова больно.

Так глупо.

Так страшно.

Так много лет, проведенных порознь из-за нелепой ссоры. Сейчас, когда в моих руках мелким прахом осыпаются воспоминания, эта боль стала еще сильнее. Мы так много друг другу не сказали, Айэлнон… так долго не хотели услышать… но вот время прошло, от тебя почти ничего не осталось, а мне все еще горько от мысли, что нашу дружбу уже не вернуть.

Бережно перебирая истлевающие прямо на глазах листки, я поняла, почему именно эта книга стала источником неприятностей целого леса.

В своей гордыне ты отказался сбрасывать в святилище излишки магии, Айэлнон. Все, что в тебе копилось годами, ты сливал именно сюда, в свой дневник, превратив его в настоящее хранилище своей боли и тоски – того самого глухого отчаяния, которое, словно смертоносная отрава, едва не погубило и твой драгоценный лес, и твой собственный, ничем не заслуживший такого отношения род.

Впрочем, ты все-таки подумал о последствиях, поэтому перед сменой формы не оставил пропитанный магией дневник на виду. Ты спрятал его, Айэлнон. Именно здесь, в себе. Возможно, в надежде, что регулярно повторяемые ритуалы сумеют очистить его от скверны. Или как минимум удержат внутри все то, что ты так долго носил в себе.

Неожиданно мои пальцы нащупали чудом уцелевший клочок, на котором осталась различимой одна-единственная, написанная на языке друидов фраза:

Прости меня, Луна…

Честное слово, у меня руки задрожали, когда я это прочитала.

Луна…

Только он осмеливался так меня называть. И из-за этого я впоследствии отказалась носить данное им имя. Долгое время казалось, что я пережила это. Оставила в прошлом, как мы когда-то и договаривались. Но сейчас в груди с такой силой сжалось истосковавшееся по другу сердце, что я выронила дневник, вскинула голову на древний, печально зашелестевший ветвями мэртос. Несколько мгновений растерянно на него смотрела. А потом подошла, прильнула к нему всем телом, крепко обняла шершавый ствол и, чувствуя, как по щекам двумя быстрыми дорожками бегут невесть откуда взявшиеся слезы, тихонько прошептала:

– И ты меня прости…

Глава 18

Бывают моменты, когда появляется потребность что-то сказать, но на ум, как назло, не приходит ни единого путного слова. Вместо слов говорят только руки, глаза, прерывистое дыхание и безостановочно капающие слезы, которые в какой-то миг бережно стирают с лица чьи-то теплые и мягкие пальцы.

Когда мою щеку ласково погладили, я сперва даже не поняла, что на самом деле это не рука, а всего лишь прильнувший к моей коже золотистый листок. Легкий, теплый и живой. Но когда он прикоснулся во второй раз, я со вздохом подняла голову и не смогла сдержать облегченной улыбки – огромный мэртос, опустив ветви, бережно обнимал меня, с тихим шелестом поглаживая мои плечи, руки, спину. Вытирая градом катящиеся слезы. Успокаивая. Молча извиняясь и прощая нас обоих за все, что мы по глупости натворили.

Мой старый друг. Почти что брат. Единственное живое существо, которое помнит меня не богиней, а самой обычной кошкой. Айэлнон… бывший владыка, бывший враг. Друид, который слишком долго хранил в сердце эту боль и лишь спустя столько лет нашел в себе силы ею поделиться.

Наверное, ты неспроста нашел его дневник, Эйлинон. И тем более непроста тебя посетили тревожные видения. Говорят, друиды умеют делиться друг с другом не только силами и магией, но и воспоминаниями. Даже в том случае, если один из них слишком молод для полноценного слияния, а второй давным-давно утратил способность принимать человеческую форму.

Неожиданно на мои плечи с тихим шелестом легла теплая ткань.

– Лучше оденься, не то простудишься, – обронил Эйлинон, бережно укутывая меня в невесть откуда взявшийся плащ.

Ах да. У «зеленых» ведь нет проблем с предметами обихода – все, что им необходимо, они обычно выращивают. Просят ли об этом деревья, делают ли это, используя ресурсы собственного тела…

Кивком поблагодарив друида за заботу, я в последний раз погладила шершавую кору и отступила. Мэртос не стал этому препятствовать. Напротив, едва я пошевелилась, он немедленно разомкнул покрытые золотой листвой ветви и освободил дорогу.

– Ты знал? – тихо спросила я, подняв взгляд на Эйлинона.

Тот покачал головой:

– Когда я принимал корону, он не захотел открывать свою память и дал понять, что со своими проблемами мне придется справляться самостоятельно. Но когда ты ушла, я был в отчаянии. И не раз приходил, чтобы попросить его о помощи. Он ведь мой предок. И знал тебя лучше кого бы то ни было. Но даже когда стало ясно, что ждать тебя больше нет смысла, я получил от него не ответы, а лишь пару подсказок.

– Что же он тебе рассказал?

– Все, – так же тихо признался друид, больше не решаясь ко мне прикоснуться. – Какой ты была. Какой стала. И почему ни с кем не остаешься дольше, чем на один брачный период.

Я отвела глаза.