Бас. Любимица Иллари

Скорее всего, ты об этом уже не узнаешь, но на самом деле ты нравишься мне, волк. Более того, я искренне тобой восхищаюсь. Твоей потрясающей стойкостью, неукротимой жаждой жизни и тем самым волчьим упрямством, которое делает тебя глупцом, но благодаря которому ты так мне и не поддался.

Несговорчивый и суровый. Живучий, как самый настоящий зверь. Жесткий, порой даже грубый. Но при этом способный на дружбу и искреннее участие. Сумевший не потерять себя, даже будучи запертым в тесноте своих заблуждений. Упрямо отрицающий собственную природу, но всеми силами пытающийся сохранить жалкие крохи оставшейся у тебя свободы.

Даже сейчас, в этой унизительной позе, покорный, но все еще не покоренный, ты продолжаешь меня восхищать. Единственный за много лет, на кого по-настоящему обратил внимание мой придирчивый зверь. Единственный, с кем я почти не играла. Тот, чья судьба какое-то время была мне небезразлична. И кто, даже оказавшись под гнетом серьезной клятвы, нашел в себе силы ей противостоять.

– Встань, – так же тихо попросила я, опуская руки. А когда Рокхет навис надо мной тяжелой горой, еще тише добавила: – Теперь ты должен подтвердить отказ перед верховной богиней. Все, что от меня зависело, я сделала. Но обряд нужно провести, пока не закончилась ночь, иначе он утратит силу. Эйлинон, у тебя есть нож?

Молчаливо следящий за мной друид без лишних слов протянул требуемое.

– Кровь сделает твою клятву недействительной, таковы правила, – добавила я, вложив в руку тяжело дышащего оборотня короткий, обоюдоострый клинок. – Разрежь руку. Дай крови упасть в бассейн. Скажи богине, что отказываешься от тех слов, что произнес в храме. И на этом все закончится.

Рокхет нахмурился, но не сдвинулся с места.

– Не глупи, лохматый, – настойчиво повторила я, подтолкнув его в плечо. – Ночь не бесконечна. Иллари не будет долго ждать.

– Зачем ты это делаешь? – спросил друид, когда волк все же внял голосу разума, развернулся и на негнущихся ногах направился к бассейну, на дне которого по-прежнему искрилась и переливалась золотыми искорками освященная богиней вода.

Я отвернулась:

– Потому что на таких, как он, нельзя надевать ошейник. До встречи, Эйлинон.

– Прощай, душа моя, – печально улыбнулся друид, вкладывая в мою ладонь листок мэртоса с начертанным на нем именем. А когда я молча спросила, тот ли это маг, которого он мне обещал, так же молча кивнул и подхватил упавший с моих плеч плащ, в котором больше не было надобности.

* * *

Дворец я покинула сразу, не дожидаясь, пока Рокхет завершит ритуал, а Иллари подтвердит, что сделка между ними расторгнута. Все, что от меня требовалось, я уже сделала. С Эйлиноном разногласия уладила. С его далеким предком тоже поговорила. Скорее всего, когда я приду сюда в следующий раз, старейший в лесу мэртос станет еще выше и массивнее, а мне, наверное, будет приятно посидеть в его тени и уже без грусти вспомнить наше общее прошлое.

Но это будет потом. Когда-нибудь, когда я найду в себе силы сюда вернуться. Когда моя память уснет и мне больше не понадобится делать усилие, чтобы не дать ей поколебать мое душевное равновесие.

Насчет всех тех, кто по вине Айэлнона раньше времени сменил форму, я почти не беспокоилась. Даже если они не захотят возвращать человеческий облик, ничего страшного не произойдет. Лишние полторы сотни мэртосов во дворце – это не катастрофа, да и не погибли они в полном смысле этого слова. А значит, горевать нет ни единого повода.

Почувствовав, как в груди натянулась невидимая струна, я поспешно сменила форму и перешла на бег, всем существом чувствуя, как напрягаются нити, некогда связавшие меня с несговорчивым волком. Чем дальше я уходила, тем отчетливее они становились и тем больнее их было ощущать. Иларри… да чтоб тебя с твоими непонятными играми!

На этот раз рвать твои клятвы оказалось по-настоящему больно. Физическая привязка – это всегда нелегко, но с волком по непонятным причинам она получилась особенно прочной. И я отчаянно сопротивлялась разрыву даже после того, как стало ясно, что я ее не приму.

В какой-то момент боль стала настолько острой, что захотелось остановиться, развернуться и со всех лап ринуться обратно. Но вместо этого я ускорилась еще больше и глухо зарычала, когда проклятая струна, натянувшись в последний раз, с оглушительным звоном лопнула.

Фух.

Больше я лохматому ничего не должна. И он никому не должен, потому что Иллари все-таки приняла его отказ.

Самым странным во всей этой истории было то, что луноликая вообще решила вмешаться. Казалось бы, какая ей разница, что творится в одном из дальних уголков сотворенного Роттаром мира? Друиды… они ей даже молитв никогда не возносили! Не просили о помощи. Не приносили даров. И все-таки она решила поучаствовать в их судьбе и сделала все, чтобы я попала в лесной дворец вовремя.

Почему, верховная?!