Правда, путаницы и без того возникнет предостаточно. И нет нужды множить ее терминами, разнящимися исключительно знаками препинания. В дальнейшем все три понятия я стану обозначать одинаково, надеясь, что из контекста будет ясно, о чем речь.
Теперь, когда мы, наконец, разобрались, кто есть русские, можно сделать вот такое признание: я долго жил в уверенности, что русские (и, следовательно, “русские”) – они какие-то особенные. Не такие, как все остальные люди на земле.
Сызмальства все вокруг – общество, культурная среда и русская классика пичкали меня баснями про загадочность русской души, про бескрайнюю степь, про “Поле-е-е, русское поле…” И я охотно верил, так как считал себя их правомерным бенефициаром. И поэтому не помышлял о возможности полноценного общения с представителями иной – якобы не столь пышно развитой и царственно богатой – культуры.
Репатриировавшись, я, как и большинство выходцев из России, привез улиточный домик этого мировоззрения вместе с собой. Поначалу оно даже помогало, служило защитой и убежищем. Сталкиваясь с инакомыслием и чуждым менталитетом, я записывал израильтян в категорию наивных лопухов и усердней укреплял и наращивал свою защитную скорлупу.
В качестве дополнительной меры обороны я вместе со своей скорлупой долгие годы обитал преимущественно внутри русскоязычной среды. Что не так уж меня ограничивало, в особенности после переезда в Хайфу, где расположен Технион, в котором, грубо говоря, треть русских, треть арабов и треть коренных израильтян.
Однако, насмотревшись со стороны на идентичное явление – идею избранности евреев, в которую многие израильтяне верят не менее фанатично, чем русские в избранность русских, – я был вынужден пересмотреть свои культурно-этнические предубеждения.
Настало время признать банальную истину. В первую очередь признаться самому себе. Это случилось не в одночасье, а поэтапно – мелкими шажками. Но на вас, уж простите, это откровение обрушится разом.
Внимание! Дерзкое откровение: русские (в кавычках и без) – такие же, как все остальные. Только чуть более угрюмые и замкнутые.
Вот, высказался. Остается надеяться, что меня не сожгут за это святотатство на Красной площади.
В силу такого прозрения возникла необходимость деконструкции Берлинской стены между русскими и израильтянами, которую я так старательно возводил и в которой неутомимо латал прорехи в течение первых десяти лет жизни в Израиле.
Конечно, стена никогда не была вездесущей и не затрагивала все жизненные аспекты. Я учился в школе, в институте, где-то работал и порой даже участвовал в общественных мероприятиях, но, как и многие репатрианты, придерживался русских компаний и редко предпринимал попытки сближения с “местными”.
К ликвидации Берлинской стены я приступил в свойственной мне манере – порывисто и прямолинейно. Кратчайшим путем и наиболее кардинальной мерой показалось мне срочное обретение сексуального опыта с представительницами разношерстного израильского общества.
Примерно в то же время я осознал, что мои отношения с противоположным полом напоминают заколдованный круг – раз за разом повторяющуюся череду тупиковых ситуаций. Ужаснувшись, я ощутил необходимость найти виновных, которыми, как несложно догадаться, оказались не я и не мои паттерны поведения, а женщины. Все русские женщины разом!
Под эту гипотезу я немедленно подвел теоретическую основу. Люди (даже самые рациональные) зачастую формируют собственные взгляды, исходя не из непредвзятых наблюдений, их анализа и последующих логических заключений, а из подсознательных предпочтений. Иными словами, по принципу – нравится / не нравится. Просто так называемые “рациональные люди” ухитряются придумывать убедительные и порой даже логически безупречные аргументы для оправдания своих бзиков. Но в корне это ситуацию не меняет.
То есть чувства приязни и неприязни определяют мировосприятие и поведение. Под них подводится “логическая” мировоззренческая теория. Потом мы незаметно для самих себя меняем местами причины и следствия. И делаем вид, что мы принципиальны и последовательны.
Я поступаю так постоянно. Нахожу самое удобное для себя “разумное” объяснение и возвожу в закон природы. И таким обходным путем поддерживаю иллюзию, что я, во-первых, рассудительный и здравомыслящий человек. А во-вторых и в-третьих, ни в чем не виноват, и опять, как всегда, чертовски прав.
Извольте полюбоваться: теория “женщины – как мороженое” или, точнее, “русские женщины – как мороженое”. (Для полноты клинической картины необходимо читать этот пассаж таким тоном, будто все нижеизложенное является истиной в последней инстанции.) Всегда хорошо опереться на историческую подоплеку или ее кажимость. Я тоже последовал этой традиции. Итак, моя теория не просто взята с потолка, а имеет глубокие и ветвистые корни в русской культуре. Это наблюдение отразилось в народной мудрости в следующей лаконичной форме: “Женщины – как мороженое. Сначала – холодны, потом тают и становятся липкими”.