Башня

Если бы у него были силы, если бы у него хватило дыхания, он бы, наверное, закричал: «Не надо! Я сам!», но ни сил, ни дыхания у толстого неспортивного управляющего уже не оставалось.

А капитан… Он все понимал. Он прошипел:

– Смотри-ка! Сухой! – и толкнул его еще раз.

Михаил залез в горизонтальную трубу и, давясь от смеха («Черт! Я действительно умудрился не испачкать штаны!»), пополз вперед. Он полз и ругал себя только за одно: что плечи проходили без натуги, а вот располневший зад приходилось протискивать с трудом, вытаскивать его, как пробку из бутылки.

«Вряд ли „девчонки“ могут гордиться тем фактом, что я отъел такую здоровую задницу!» Но это казалось ему чем-то несущественным. Пустяком. Его жирный зад уже был приговорен. Год работы в спортивном зале – и его не будет.

«Это просто – гораздо проще, чем забраться на пятидесятый этаж! Девчонки, неужели вы думаете, что я не справлюсь?!»

Через пару десятков метров он увидел открытый люк в полу вентиляционного короба. Стоявший внизу боец подставил спину и подбодрил его: «Давай! Я поддержу!»

Дубенский послушался, но в то же время со стыдом усмотрел в этом какой-то позорный символ. Слишком часто в предыдущей жизни – которая сегодня окончательно и бесповоротно закончилась – ему приходилось карабкаться по плечам и головам других людей.

Боец мягко спружинил вес его грузного тела и опустил Дубенского на пол. Михаил огляделся и ужаснулся. Конечно, он подозревал, что внутри Башни далеко не все благополучно, но все же надеялся, что не до такой степени.

Стены по обеим сторонам коридора свисали, как морщинистые щеки старика; осколки бетона держались в широких трещинах каким-то чудом, угрожая свалиться в любой момент; пол под ногами напоминал плохо надутый резиновый матрас – он сминался под каждым шагом.

– Боже!! Неужели это… Все?

Похоже, что так.

Он увидел широко открытую дверь центрального пульта и поспешил туда. И сейчас, стоя на пороге, он особенно остро ощутил весь ужас происходящего.

Откуда-то из-за его спины возник тонкий луч фонарика, Дубенский оглянулся и увидел Кондратьева. С красными выпученными глазами, с землистым лицом, капитан стоял и жадно хватал воздух широко открытым ртом.

Луч фонарика обвел все помещение. Ничего, кроме разрухи.

На полу лежал труп Ковалева. Кондратьев подошел ближе, присел на корточки и осветил лицо старшего смены охраны.

Дубенский увидел зияющую на месте глаза дыру и почувствовал, как у него перехватило дыхание. Капитан вопросительно посмотрел на бойца, стоявшего рядом с Михаилом. Тот покачал головой и показал на пистолет, лежавший рядом с трупом.

– Нет? – переспросил капитан.

– Вряд ли, – ответил боец. – К тому же… – он махнул рукой в сторону, в глубь коридора.

Кондратьев поднял пистолет, отпустил стопор, и затвор вернулся на место. Он поднялся на ноги и засунул ПМ в боковой карман штанов.

– Пошли! – сказал он Дубенскому.

И Дубенский покорно пошел следом.

В оружейке… Он ожидал увидеть там… Что? Он сам не знал. Но, по крайней мере, Дубенский уже представлял себе общую картину случившегося: основной сервер вышел из строя, и другого способа открыть двери, кроме как отключить резервный, у Петухова не было.

На мгновение закралось сомнение: а не Петухов ли застрелил Ковалева? Но он тут же отбросил эту мысль. Нет, этого просто не может быть! Хотя… Учитывая то, что им довелось пережить… Он ведь мог и двинуться рассудком.

Дубенский хорошо это понимал – учитывая то, что ЕМУ довелось пережить.

Он подошел к мутному бронированному окошку в массивных дверях оружейки, и последние сомнения пропали.

На стекле была бурая надпись. Буквы стояли криво, как попало, словно исполняли причудливый пугающий танец, от них тянулись застывшие потеки.

«Я ЕГО ВЫРУБИЛ», – гласила надпись. И потом – насколько хватало места – частокол восклицательных знаков. Дубенский принялся машинально считать и остановился на восемнадцати. Ему показалось, что там, между вертикальными бурыми палками, что-то виднеется. Он приблизил лицо к окну и увидел Петухова. Шея его была неестественно вывернута, черты лица искажены предсмертной агонией…

Дубенский пригляделся и заметил черный узкий ремень, охватывавший шею Петухова. Свободный конец ремня он закрепил за дверцу оружейного шкафа.

Дубенский стоял, удивляясь, почему он ничего не чувствует. Ничего, кроме чудовищного опустошения и… уважения к этому человеку.

Одна странная деталь не давала ему покоя: Петухов висел (даже не висел, а стоял, слегка подогнув ноги) в галстуке. Аккуратно завязанный узел был лишь слегка ослаблен.

«Зачем на ремне, когда есть галстук?» – машинально подумал Дубенский.

«Я ЕГО ВЫРУБИЛ»…

– Банзай! – бесстрастно прокомментировал увиденное Кондратьев и поднес руку к наушнику. – Доложить обстановку!

Он кивал, выслушивая доклады подчиненных.

– Что они говорят? – спросил Дубенский.

– Говорят, что выше тридцать пятого этажа все чисто. Ниже пройти не удается – мешает огонь. Двери разблокированы, людей нигде нет. – Капитан прижал ларинг к горлу. – Внимание! Всем собраться на крыше и приготовиться к эвакуации!

Он взял Дубенского за плечо и сказал: