Башня из грязи и веток

– Да, – как будто солнечный свет мазнул по лицу женщины, и боль заставила Шэя сжаться внутри: в тот момент она была старшей версией своей дочери. – Да. Она писала прекрасные картины. Пожалуйста, вы должны как-нибудь зайти, я покажу вам её работы. Лена сама… – Она прервалась и поджала губы.

Неожиданно даже для самого себя, как преступник, до этого замалчивавший признание, Шэй сказал:

– Мне она тоже была небезразлична.

Женщина не ответила. Она кивнула, не то его словам, не то собственным мыслям. Затем остановилась и сунула руку в карман.

– Она просила кое-что вам передать. «Ты поймёшь, когда», – я только сейчас поняла, что она имела в виду.

Шэй взял у неё декоративный ключ и повертел его в пальцах.

– Что он открывает?

– Я не… Я думаю, что он от её покоев в замке.

– Спасибо вам.

– Я была бы вам благодарна… – сказала она. – Я буду благодарна, если вы принесёте мне что-нибудь из её вещей.

4

Кольцо ключа было выполнено в виде пары рук, сложенных в форме сердца; шейка, соединявшая его с бородкой, была такой тонкой, что Шэй помедлил, прежде чем вставить ключ в замок, боясь сломать нечто прекрасное и хрупкое.

Затем он вспомнил, что уже это сделал.

В замочной скважине раздался щелчок.

«Дракири не впускают в дом чужаков, – вспомнил он. – У нас нет записей о том, откуда мы, мы знаем лишь, что прибыли из иного места, и впустить кого-то под свою крышу – значит поделиться этой уязвимостью».

Окна были витражами с рисунком облаков и колосьев пшеницы; оранжевые ромбики тут и там пропускали лучи солнца: осень поверх осени. Плавные карнизы над окнами зеркально отражали арки, опиравшиеся на спиральные колонны, создавая что-то похожее на вестибюль. За ними портьеры, тоже оранжевые, трепетали у стен подобно крылышкам насекомого.

Письменный стол на тонких ножках был вскрыт, как и винный шкафчик; ящики валялись на полу, половина была разбита в щепки – кто-то уже побывал здесь, либо люди герцога, либо Эйдана.

Добрались ли они до того, что она оставила ему? Шэй присел и одну за другой поднял валявшиеся на полу вещи. Брошь. Муфту.

Бумаги.

Предложения, написанные размашистым, воздушным почерком, были не на языке дракири. Он пролистал несколько страниц и, похоже, нашёл начало: «Я пишу не на родном языке, потому что это дневник об иной жизни, о жизни среди других людей».

Страницы были пронумерованы, и в лучах заходящего солнца сквозь оранжевые ромбики на окнах он ползал по полу, стараясь сложить воедино остатки её мыслей.

«Герцог…»

«Башня…»

«Патрик, Бриэль и остальные…»

«Праздник, который я любила с самого детства…»

«Башня».

Рядом с одним из параграфов находился простенький набросок его лица, а под ним – экскиз пяти приземистых фигурок, забавные шапочки, улыбки в потайном саду, щебет и голоса со второго этажа дома, которого у неё никогда не было.

Шэй застыл. Затем медленно сложил страницы пополам. Провёл пальцем по сгибу, чувствуя, как крошатся бумажные ворсинки. Убрал дневник в карман.

Что-то закипело у него в лёгких, упёрлось в горло в поисках выхода.

Он поднял ближайший ящик и швырнул его в стену. Ещё один. И ещё, каждый с всё большей силой, наконец срываясь на крик, будучи не в состоянии ни причинить себе ещё больше боли, ни унять её.

Он опёрся руками о стол и согнулся пополам.

«Гордое, заблудшее дитя, – подумал он. – Я назвал её гордым, заблудшим ребёнком».

Через некоторое время чувства вернулись: запах деревянных щепок, привкус пыли с портьер. Голова была тяжёлой, как при простуде.

«Вот и всё». Почему-то не на похоронах, а лишь сейчас, прочитав её мысли, он осознал – по-настоящему осознал – что никогда больше её не увидит.

– Что ты хотела, чтобы я нашёл, Лена? Дневник?

Его взгляд упал на дверь в соседнюю комнату.

Видимо, именно там – в спальне – она занималась живописью. В углу раскорячился мольберт, чистые листы бумаги и карандаши были разбросаны в изящном беспорядке. Наброски занимали каждый дюйм стен…

«Секунду, не наброски. Набросок. Они все одинаковые».

Точнее, все они изображали одно и то же место: поляну, где он и Лена охотились и упустили оленя.

«Так исчез ли тот олень на самом деле?» – подумал Шэй.

«Я что-то видела. Вспышку. Разноцветную», – сказала она.

Он сорвал один из рисунков со стены и уставился на него.

5

В щели между дверью и косяком возникло лицо Бриэль.

– Что-то случилось, Шэй?

– Я могу войти?

– Я весь день провела на вершине башни. Устанавливала устройства.

– Можешь меня впустить?

– Я готовлюсь ко сну.

– Это важно.

– А когда-то бывает иначе? – Она отошла в сторону. – Ладно. Но тебе придётся простить мне некоторый беспорядок.

Его не волновали вещи, лежавшие на спинке дивана, и круги от чашек на столе, но вот всё остальное, обыденное, после её покоев казалось серым и чужим. Льняные занавески, карнизы и лепнина – всё, что он уже тысячу раз видел.

– Помнишь, два дня назад я рассказывал тебе о Башне-близнеце? – спросил он.

– Да, ты сказал, что это суеверие дракири или что-то в этом духе.

– А что, если это не так?

– Ммм?

– Их технологии на столетия опережают наши.

Бриэль взяла чашку со стола – с чаем или кофе.

– Это не значит, что они не… – Она осеклась.