Потом Терри заснула, а Кит лежал и смотрел в потолок. Терри храпела. Тихонечко и музыкально, но все же. Кит осторожно положил жене руку на живот и неожиданно заполучил крепкого пинка от дочки, по справедливости недовольной тем пошлым спектаклем, свидетельницей которого ей невольно довелось стать.
– Я ничего не мог поделать, – пробормотал Кит виновато.
Достойным ответом счастливому папаше послужил очередной пинок. Он отдернул руку и закрыл глаза. Перед мысленным взором всплыли очертания домашнего винного погреба, где на каменных стеллажах, рядом с сырами сорока сортов и копчеными окороками с пряностями, дожидались своего звездного часа пятьдесят тысяч бутылок вин, шампанского, коньяков, бренди, ликеров, водок и наливок. Бутылки, бутылки, бутылки, и на дне каждой – джин, исполняющий заветные желания.
Кит сел на постели и сдавил виски руками, силясь отогнать искушение прямо сейчас пойти и навеки замуроваться в винном погребе. Нет, нельзя. Он пообещал Шарлотте, что не будет пить… слишком много, по крайней мере. Он до сих пор не мог поверить, что пообещал ей эту безумную, абсурдную, невыполнимую вещь, но пообещал. А обещания надо выполнять. Оттого он не пошел в винный погреб, а пошел в свой кабинет и остаток ночи провел, накачиваясь крепким кофе и готовясь к совещанию.
А утром, когда он приехал на работу, то обнаружил у входа в Копилку толпу репортеров, которые немедля набросились на их милость с просьбами прокомментировать…
– Судебный иск? – провыл Кит, с трудом отбившись от продажных акул пера и влетая в свою приемную. – Какой иск? Почему я обо всем узнаю последним?
– Простите, сэр, но я честное слово… – попытался оправдаться секретарь.
– Высший Архитектурный Совет Форта Сибирь подал судебный иск на Деловой Центр за нарушение муниципального строительного кодекса? Я правильно понял?
– Да, милорд.
– С какой стати?
– За нарушение подпункта d) второго пункта четвертого параграфа одиннадцатого второй главы десятого приложения к муниципальному строительному кодексу Форта Сибирь. Вот, сэр, я разыскал для вас десятое приложение и подчеркнул нужный параграф, пункт и подпункт.
Кит прочитал. Великолепно витиеватая бюрократическая формулировка гласила, что изменение внешнего вида зданий, внесенных в Реестр зданий (объектов), представляющих особую культурную и историческую ценность (следовала ссылка на Реестр зданий (объектов), подлежит согласованию с Подкомитетом Высшего Архитектурного Совета мэрии Форта Сибирь по охране зданий (объектов), представляющих собой особую культурную и историческую ценность, внесенных в Реестр по охране…
– Надо полагать, – догадался Кит, с дьявольским трудом продравшись сквозь бюрократическую чересполосицу, – Копилка внесена в данный реестр.
– Да, сэр, – подтвердил секретарь, – я разыскал для вас Реестр.
– Что разыскали? – переспросил Кит, моментально отупев.
– Реестр, сэр.
– Реестр? И что? Надо полагать, под изменением внешнего вида здания подразумеваются антигравитационные генераторы? Пожалуйста, скажите мне, что это не так.
– Прошу простить, сэр. К сожалению, именно так. Здесь прямо так и написано.
– Стоп, – сказал Кит, – знаю, вы ни в чем не виноваты, но перестаньте махать у меня перед носом этими глупыми бумажками и сделайте мне кофе, а я пока подумаю.
Кит зашел в свой кабинет, уселся в начальственное кресло и подумал. По большей степени, он сам занимался бюрократическими формальностями, связанными с генераторами и обошел все высокие инстанции, ибо, не занимайся он делом лично, маяча перед чиновниками знаменитым породистым лицом, установка генераторов, вполне возможно, затянулась бы на долгие месяцы, если не на годы.
Вот только среди многочисленных комитетов и подкомитетов Кит не мог припомнить Подкомитета Высшего Архитектурного Совета Форта Сибирь мэрии по охране зданий (объектов) и т. п. Секретарь, впрочем, пролил боссу свет на эту загадку, а заодно подал кофе.
– Два года тому назад указанием обер-бургомистра Форта Сибирь Подкомитет по охране зданий (объектов)… был расформирован…
– А потом был по каким-то загадочным причинам сформирован обратно, – осенило Кита, – давно ли?
– Полтора месяца тому назад, сэр.
– Разве нам не должны были прислать из мэрии извещение, уведомление, информационное письмо… что-то в этом роде?
Секретарь сообщил, что да, из мэрии Форта Сибирь прислали уведомительное письмо в нескольких копиях, как полагается в установленном порядке, в том числе – в секретариат и в юридический отдел, а также в Правление Ланкастеровского Делового Центра, но документы по техническим причинам затерялись в дороге.
– Как – затерялись? – прошипел Кит. – Я им покажу, затерялись! Ишь ты, затерялись!
– Куда вы, сэр?
– В мэрию.
– Сэр, во-первых, сегодня у них не приемный день. Во-вторых, председатель Высшего Архитектурного Совета в данный момент находится в отпуске. В-третьих, ваш график на сегодня… и вы еще не выпили ваш кофе.
График Кита на сегодня, разумеется, не включал внеплановое посещение столичной мэрии. Он притормозил у дверей, помедлил секунду и вернулся обратно.
– Я сейчас допью кофе, а вы вызовите ко мне лорда Торнтона, начальника Секретариата и председателя правления Делового Центра господина Гофмана.
– Сию секунду, сэр, – откликнулся секретарь.
– В чем дело? – осведомился Кит, когда означенные должностные лица прибыли к нему на начальственный ковер. – Что у нас произошло с документами из Подкомитета как-там-его? Неужели я должен лично отслеживать потоки входящей и исходящей корреспонденции? Что вы имеете сказать в свое оправдание? Кроме «ой-ой», разумеется? Быстро. Я тороплюсь.
Мертвое молчание.
– Восемнадцать, – вдруг произнес Ричард громко и ясно.
– Что – восемнадцать? – не понял Кит.
– Я им сразу сказал, что восемнадцать, а они мне пятнадцать, пятнадцать, пятнадцать.
– Что – пятнадцать? – спросил Кит, барабаня кончиками пальцев по столу.
– Я сразу им и сказал, вовсе не пятнадцать, а восемнадцать, – откликнулся Ричард.
Некоторое время Кит, начальник секретариата и герр Гофман молча, но слаженно, ломали голову, что предпринять теперь, когда лорд Торнтон определенно лишился рассудка, к счастью, выяснилось, что лорд Торнтон спит. Мирно и крепко спит. Стоя. Как лошадь. Как породистая лошадь. Страх Господень.
– Восемнадцать, пятнадцать – про что это, многоуважаемый лорд Торнтон? А? – поинтересовался Кит, недобро сузив глаза.
– А это вчера в бухгалтерии потеряли три миллиарда империалов налоговой отчетности, – не упустил случая наябедничать начальник секретариата.
– Как? – прошипел Кит страшным змеиным шипом. – Что же вы за такие… рас… теряхи!
– Я уже на них наорал, – месмерически промолвил Ричард, ничуть не просыпаясь, – пришлось сидеть четыре часа и все расчеты самому проверять с карандашом.
– Ах, бедолага, – посочувствовал Кит.
– Мамочка, можно мне теперь какао, – ответил Ричард.
– Лорд Ланкастер, – проблеял Гофман, – клянусь, ситуация с иском из мэрии – это злополучное стечение обстоятельств. Мы все уладим, не беспокойтесь…
– Позвольте мне самому решать, о чем мне беспокоиться, а о чем – нет, – отрезал Кит, – пошли вон! А ты, Ричард, останься.
Ричард, который фантасмагорическим образом, не переставая крепко спать, двинулся к выходу, покорно остановился посреди кабинета. Кит обошел кругом него, силясь понять, чем вызван сей природный феномен. Спиртным вроде от Ричарда не пахло. Наркотики? Скорей всего, дело обстояло проще, папулечку вконец допекла поэмами душенька персик. Кит легонько потыкал сердечного друга указательным пальцем в живот.
– Эй, ты, просыпайся, Рип ван Винкль.
– Не-а.
Из нагрудного кармана его пиджака наподобие платка торчал скомканный листок бумаги. Кит достал и развернул. Ломкий, с готическими завитушками почерк определенно мог принадлежать исключительно творческой и утонченной натуре вроде душеньки персика. Сгорая от непритворного любопытства, Кит принялся читать.
– Ммм, нежный рыцарь гарроты… бессмыслиц лицедей… безотказная машина любви… приди же, любимый! Воспрянь!
И так далее. Кит скомкал листок обратно, положил в пепельницу, чиркнул спичкой и поджег. Потом подошел к Ричарду, обнял за плечи и проорал в ухо:
– Любимый, воспрянь!
Ричард воспрял, да еще как, издав страшный вопль, точно как мосье Вольдемар при последнем пробуждении, и в следующий миг Кит очутился на полу, корчась от зубодробительной боли в коленной чашечке и солнечном сплетении.
Торнтон крепко придавил его горло коленом, а железобетонный кулак стремительно и неотвратимо приближался к лицу Кита и замер буквально в сотой доле дюйма от носа и зубов, каковые уже Кит почти не чаял сохранить в целости и сохранности.
– Ох, милый мальчик… это ты.
– Да. Я.
– Ты что? – спросил Ричард обиженно.
– А ты что?
– Я заснул, да?
– Еще как заснул.
– Я не виноват. Каролина всю ночь читала мне поэму.
– Поэму читала? Ночью? Ты фигурально выражаешься?
– Какое «фигурально», – пробурчал Ричард, помогая ему подняться, – целую ночь сидела на краю постели и бубнила. Восстань, воспрянь, приди, уйди… что? Больно?
Кит встал и чертыхнулся. Теперь голова гудела, а с этой гудящей головой ему предстояло ехать в мэрию. Ричард усадил его, принес аспирина Эймса, льда и воды, а себе – здоровенную кружку кофе.
– Что вообще произошло?
Кит рассказал про иск.
– Мерфи, – сказал Ричард, мучительно зевая.
– Думаешь?
– Не хотел говорить тебе, но, пока ты был в плену, Мерфи каждый день вызывал меня к себе и уговаривал подписать распоряжение о демонтаже генераторов. Терпеть не могу жаловаться, но он достал меня до печенок. Лучше бы он взял и выпил мою кровь.
Киту сделалось совестно. Мало того, что сам влип, еще и Ричарда втравил, а нелепые движения вроде благородного битья головой о неприступную стену прагматической натуре Ричарда были глубоко противны и чужды. Он считал, что всегда есть выходы получше. И зачастую оказывался прав.
– А сам ты что думаешь, Ричард? Возможно, и впрямь надо демонтировать генераторы, и черт с ними? А? Что скажешь?
Бывали ситуации, когда Ричард и впрямь хотел сохранить нейтралитет при очередной схватке Кита с советом директоров. Но не сейчас. Поскольку сейчас ему искренне было наплевать.
– Мне…
– Вижу, голубчик. Тебе наплевать.
– Но мне не наплевать на тебя. Честно. Ты хочешь помогать людям? Отлично. Только старику Мерфи под хвост вожжа попала с твоими генераторами, он тебя в покое не оставит. Уперся старый хрен насмерть и не отступится, пока не добьется, чтобы ты убрал чертовы штуковины с чертового здания. Сам увидишь, в каком неприглядном свете пресса будет преподносить историю с генераторами. Я знаю, твоя семья знает, твои служащие, знакомые и деловой мир, что на самом деле эксцентричности в тебе нет ни на мизинец, но широкая публика…
– Плевать я хотел на публику!
– Наши покупатели…
– Меня обвиняют в том, что я пытаюсь спасти жизнь людям? Что ж. Пускай. Зато самоубийства прекратились, вот единственное, что имеет значение.
Ричард оскалился и рыкнул.
– Да. В одном отдельном взятом здании прекратились. На всем белом свете – едва ли. Есть еще бедняки и голодающие, умирающие дети, вдовы и сироты, и еще не всех несчастных женщин ты с подоконников стянул. Тебе есть куда расти и развиваться. Что следующее? Посыплешь голову пеплом, обрядишься в рубище, начнешь босиком бродить по улицам, раздавая налево и направо свои деньги, и нести патетический бред о непротивлении злу насилием?
– Не язви. Сам Господь завещал нам любить врагов.
Ричард от души расхохотался.
– Милый мальчик, какие враги? Оглянись. Кругом сплошь честные, добрые, достойные, порядочные, ни в чем и никогда не виноватые люди.
«Дешевая казуистика», – подумал Кит. За этим что-то скрывалось, что-то реальное, но он не понимал – что. У него заболела голова – не иначе, напоминание о контузии. И амнезии.
– Но я не могу сидеть и ничего не делать, Ричард.
– Я и не прошу. Просто впредь соизмеряй желания с возможностями. Ты уже слегка вышел из возраста сражений с ветряными мельницами. Это забава для малышей. Вроде твоего младшего братца.