Невзирая на смерти и прочие издержки, добыча услада-плюс была отлично налаженной индустрией, работающей исправно, как часы. Промышленный монстр, вроде «Ланкастер Индастриз», тоже не отказался бы заполучить свой ломоть пирога. Корпорация давно жаждала выкупить и получить во владение драгоценные рудники услада. Последним, кто загорелся этой идеей, был Кеннет Ланкастер. Дэниэл подозревал, что скоро папаша проклял день и час, когда в голову ему взбрела эта затея. Эпллтон превратился и для Корпорации, и лично для него в гордиев узел, и разрубить этот узел оказалось ему не под силу. Кеннета зажали, будто в тиски, невероятно опасные и кровожадные луизитанские наркобароны, и невероятно опасные сотрудники Отдела Благонадежности.
Ситуация, в которой оказался отец, была с одной стороны – сложна и запутанна, с другой стороны – примитивна, как инфузория-туфелька. Холлис, который тогда еще занимал должность директора Гетто, потребовал от него помощи в устранении Моримото и ликвидации Синдиката – задача благородная, возвышенная, но при могуществе Крайм-О – необычайно тяжелая и опасная. Наследный принц Моримото был согласен поделиться доходами, но, в свою очередь, требовал от отца голову Холлиса на серебряном блюде, а также помощи и поддержки в своих темных начинаниях. Приобнимая отца за плечи, Моримото нашептывал, что они могли вдвоем править не только рудниками, а и целой Империей, избавившись от кое-каких излишне назойливых государственных институтов.
Отцу страсть как не понравились эти нашептывания. Он был не политик, а делец, он хотел заработать, а не встревать в кровавый и полномасштабный антиправительственный мятеж с крайне сомнительным исходом. Что до Холлиса, то его цели были еще более неясными. Уже тогда, находясь в должности директора Гетто, он заводил разговоры об эмансипации не-существ, то есть предоставлении им равных прав и свобод с остальными гражданами Империи.
Отец возражал против предоставления прав и свобод даже людям, что уж говорить о не-существах! Как он мог петь в унисон с полоумным наркоманом вроде Холлиса? Хорошо, отец был бы счастлив избавиться от Моримото и Холлиса разом, но подобного рода масштабное предприятие оказалось ему не по зубам. В итоге длительной и подковерной борьбы были арестованы, осуждены и казнены несколько видных деятелей Синдиката, лишились постов кое-какие высокие чиновники Отдела, случилось с десяток громких и до сих пор нераскрытых заказных убийств; уж не упоминая сотни погибших и пострадавших в перестрелках рядовых служащих ОБ, наемников Моримото и сотрудников службы безопасности Корпорации. Дело закончилось пшиком. Синдикат устоял, Холлис пошел на повышение, возглавив Отдел; а отец окончательно утратил веру в человечество и начал неделями пропадать в винном погребе, беседуя с бутылками.
«Думаю, это к лучшему, – бормотал он, напиваясь до положения риз, – чертовски странное место это чертово Гетто, чертовски странные твари там живут, и чертовски странные дела творятся, и ни за что не хотел бы я оказаться там, когда все станет по-настоящему чертовски-пречертовски странным…»
– Правду говорят, будто не-существа похожи на людей? – спросил Дэниэл у Кольта, припоминая те давние отцовские слова.
– Среднестатистическое здоровое не-существо и впрямь довольно похоже на человека… пещерного человека восьми-девяти футов росту, поросшего густой зеленой шерстью. Пропорции их тел, их морды все еще хранят отпечаток утраченной человечности. Однако в изобилии появляются на свет уроды и калеки, выражаясь по науке – нежизнеспособные формы. Большинство таких рождаются мертворожденными или умирают в первые дни жизни. Но есть другие. Стойкие мутации, тем не менее, не требующие специфического лечения, совместимые с жизнью… верней, с работами в шахтах. Порой процесс изменений проходит резко, скачкообразно… и заходит… весьма далеко. Самых экзотических особей прибирают к рукам сотрудники Отдела Благонадежности, держат взаперти в специальных бункерах, где исследуют и ставят над ними опыты. Тех я не видел. Но и того, что видел, с лихвой хватило бы на театр кошмаров. Твари со жвалами, рептильими хвостами или жабрами, щупальцами, перепончатыми, как у насекомых, крыльями, россыпью фасеточных глаз на почти человеческих лицах…
Серо-голубые глаза Кольта стали делаться будто бы стеклянными, а лицо приобрело восковый оттенок.