Башня любви

Ах, черт возьми меня совсем! Пусть повесят меня на любой мачте того самого корабля, на котором я возился с машинами...

Затем мне сообщили сколько я буду получать.

Недурная сумма за такую работу! Это должно бы было привлечь мое внимание... Мне предписывают запаковать мой узел с вещами так, как будто придется нырять вместе с ним, и быть готовым завтра ко второй пушке.

Маленький сухощавый заметил ласковым тоном, в котором чувствовалась угроза:

— Смотрите, мой милый, чтобы не было никаких ссор и историй из-за баб. Нам нужны серьезные люди, настолько испытанные жизнью, чтобы не жалеть о ней. Ведь вы ясно сознаете всю вашу ответственность, не правда ли?

„Сознаете ответственность!”

Да я никогда с самого моего рождения на свет Божий и не думал об этом. Все эти советы и пустяковые заботы господ начальников начали мне уже надоедать. Точно жужжание говяжей мухи! Меня стало от них клонить ко сну. Однако, я, кажется, не был похож на молоденькую барышню, нуждающуюся в разных советах. Они, кроме того, заметили мне, что я получил известную привилегию, что они меня выбрали из целой кучи —десятка других, благодаря моей роже, недурной роже старой совы. Я грустен с лица и худ телом, как все машинисты, высушенные огненным ветром топки. Мне нечего было жалеть и не с кем было расставаться, об этом, впрочем, не трудно было догадаться.

Но лучше всего оказался главный. Указывая мне в какую дверь выйти, он похлопал меня по плечу и вымолвил тихим голосом, точно вознося молитвы за умирающего:

— Не падайте духом, молодой человек, помните, что в ваших руках находятся теперь судьбы больших кораблей.

Мне хотелось ему ответить:

— И маленьких также, господин напитан.

Но я стремился показать, что получил известное воспитание и, пятясь задом, с низко опущенным беретом, сказал:

— Ладно, что уж там, лицом в грязь не ударим.

Отступать было нельзя, так как в этой части морской службы шутить не любят. Раз ты сюда попал, тут тебе и оставаться. И нечего потом рассказывать, что у тебя с души воротит.

— Готовься-ка в дорогу, Жан Мала, говорил я сам себе, — это твоя судьба. Все по-боку, пока они тебя не отставят — вот план. Двадцать пять лет службы, это уж не так страшно для того, кто изнежен работой, вроде меня. Никакого начальства за спиной, полная свобода и этот старый волк, который, конечно, не проглотит меня, так как я буду его клюкой в старости. В дорогу, парень! Жан, ты родился в рубашке.

Я нисколько не сомневался в своем счастье, о, нет!

На другой день дул небольшой ветерок, гораздо слабее вчерашнего; море было точно подернуто маслом.

Пароход отошел.

Мы отправлялись из Бреста „снабжать припасами” Ар-Мен на небольшом береговом судне „Святой Христофор”, который заменил „Георга-Алъфреда”, недавно испортившегося. Испортился он, конечно, не в том смысле как портится женское платье, забрызганное грязью или разорванное каким-нибудь неловким, наступившим на подол... Это означает, что, попав на скалу, пароход переломился на две части и погиб с командой...

В ночь перед отъездом я шатался по улицам порта, раздумывая о том, что мне даже нельзя засвидетельствовать свое почтение прекрасному полу, так как мой последний сантим уплыл на покупку нового берета. Это наводило на меня грусть, и я, по рекомендации моего начальства, принялся потуже затягивать свой узел, как иногда приходится перетягивать живот.

Капитан Святого Христофора заставил меня смерить глубину нескольких исписанных бумажек и поскрести пером в двух или трех местах.

Затем, догадавшись по моей физиономии, что я недурно знаю обычаи машинного отделения, отправил меня помогать механикам.

— Да, братец, я и спущусь туда... Но только не надолго. С меня достаточно вашего угля. Я собираюсь устроиться в настоящем доме, и очень скоро... на твердой земле, откуда мне будет видно, как танцуют ваши отвратительные ореховые скорлупки.

Я всю жизнь мечтал стать хозяином одной из этих прекрасных башен, принадлежащих государству, и вот эта честь приплыла мне прямо в руки. Какая честь!.. Они поймали меня в сетку, как какую-нибудь морскую свинью... Мелкое честолюбие!.. Ну, и глуп же я был!

Теперь мой ум и мой рассудок снова вернулись ко мне и даже настолько, что я совсем рехнулся, но все это уже больше ни к чему... Слишком поздно.

Через иллюминатор угольного трюма была видна только вода, но я знал на память все эти места. Чтобы добраться до Ар-Мен мимо Сен и Пон-де-Сен, мы держали направление на Капуцинье и Тевенек.

Главный механик, славный парень, протянул мне фляжку с английской водкой. Я забыл поесть, и меня от этого напитка стало покачивать.

Здесь внизу, у себя, я старался нагнать потерянное время и, попивая, попытался было заставить разговориться своего товарища.

— Ты как, на испытание? Или уже назначен окончательно,—спросил он меня, опершись подбородком на угольную лопату?

— Испытание мое, благодаря Богу, окончено, товарищ. Опытности у меня достаточно, и я отправляюсь туда, я надеюсь, на всю мою жизнь.