Башня на краю света

У подножия откоса, к которому прилепился дом Старого Поэта, на узкой береговой полоске навалена куча мусора: водоросли и щепки, засохшие медузы и осколки стекла, ржавые сковородки и прочая негодная кухонная утварь. Есть здесь и кости, вымытые прибоем из старого кладбища на склоне. И — укрытая в груде щепы и гальки, насквозь пропыленная мертвая голова, которую Ханнибал извлекает и пытается отчистить, дует на нее и трет рукой.

— На вот, поцелуй сюда, в лоб.

— Не хочу я, не буду.

— Значит, не хочешь? Смотри, Амальд, если не поцелуешь, мертвец ночью встанет из могилы и придет к тебе, так и знай.

— Ну и пусть, все равно не буду.

Он продолжает тереть позеленевший череп рукавом фуфайки. Смотреть на это жутко, волосы дыбом поднимаются. Ханнибал буравит тебя исподлобья властным взглядом.

— Без этого никак нельзя, Амальд!

— Не буду! Сам целуй, если охота!

Тут вдруг сверху, с откоса, слышится мягкий, но укоризненный голос. Это Старый Поэт, он стоит, опершись на заступ, шея и подбородок обмотаны большим шерстяным шарфом. Оттуда, сверху, он все видел.

— Что это вы делаете, мальчики? Поди-ка сюда, Ханнибал, покажи мне, что у тебя в руках!

Ханнибал раздумывает, как быть; он крепко прижимает к себе мертвую голову, вид у него мрачный и упрямый..

— Слышите, мальчики, идите-ка оба сюда! — снова раздается с откоса, на сей раз весьма повелительно.

Глаза у Ханнибала темнеют.

— Только чтоб молчок, понял, Амальд? Обещаешь?

Поэт берет у него мертвую голову и внимательно разглядывает ее.

— Для чего вам это, а, ребятишки?

Молчание.

— Это, должно быть, голова молодой девушки. Поглядите, какая красивая у нее форма! И зубки почти все целы. Экая досада, что городские власти так ничего и не делают, чтобы несчастные человеческие останки не валялись где попало, как какой-нибудь хлам!

Он смотрит на нас расширенными глазами, подняв высоко на лоб черные кустики бровей.

— А вы, стало быть, просто так играете с этим бедным черепом? Это не игрушка, детки дорогие, это голова человека, который, быть может, был вашим ровесником и тоже бегал и играл здесь, как вы!

(«А может, это голова Одинокой Девы Эссемёдль», — подумал ты.)

Поэт еще минуту внимательно смотрит на нас. Потом, вздохнув, бережно прижимает к себе мертвую голову и, покашливая, направляется к своему дому. Мы видим, как он отворяет дверь и скрывается в темноте сеней, где стоит его удивительная бочка с костями мертвецов.

Ханнибал пожимает плечами.

— Пускай, раз ему так хочется. Да, а насчет того, чтоб целовать мертвую голову, так это ведь я тоже сказал просто чтоб тебя испытать!

* * *

Задул свежий ветер, погода для змея вполне подходящая. Может, чуточку слишком ветрено. Но мы все же решаем за ним сходить.

Путь наш лежит мимо «Башмака», и там у садовой калитки стоит Роза Куколка и с улыбкой смотрит в пространство, будто видит вдали кого-то знакомого. Она, как всегда, нарядно одета, в клетчатом чепце и красивом передничке.

Ханнибал:

— Эй, Роза, здравствуй!

— Здравствуй.

Голос у Розы до странности тусклый, какой-то словно ненастоящий, а карие кукольные глаза неподвижны и по-прежнему устремлены вдаль. Ханнибал подходит к ней почти вплотную и шепотом спрашивает:

— Что у вас сегодня было на обед, а, Кукленок? Небось своего черного кота зажарили?

Роза не отвечает, только смеется, выставив ровный ряд влажных зубов меж пухлыми губами.

Но тут откуда-то доносится голос Фины Башмачихи?

— Я ведь все прекрасно слышу, Ханнибал!

И она появляется из-за кустов с граблями в руках, стоит и выковыривает застрявший в зубьях сор. Не глядя в нашу сторону и умильно улыбаясь, она говорит:

— А ты, дружочек, идешь собирать дохлых ворон себе на ужин?

Ханнибал не отвечает, только судорожно глотает слюну.

— Пошли, Амальд!

* * *

В тот злополучный день случилось несчастье — золоченый красавец змей оторвался и улетел!

И причина была не в слишком ветреной погоде — тяга была не сильнее обычного, змей спокойно и грациозно плавал в воздухе, неспешно помахивая хвостом. Но вдруг, ни с того ни с сего, он делает несколько бешеных рывков и начинает опускаться, медленно, вниз головою, а Ханнибал стоит и сжимает в руках пустую катушку.

Оба мы, окаменев, смотрим вслед улетающему змею, который закрутился вихрем, скомкался и исчез вдали над чернеющим морем.

— Вот дьявольщина! Черт знает что! Никогда еще у меня такого не случалось. — Голос у Ханнибала осипший от обиды и мрачного недоумения. — Бечевка же вроде крепко была привязана к катушке! Или, может, ты там что-нибудь ковырял?

— Нет, я ничего не трогал.

Ханнибал швыряет прочь пустую катушку. Потом валится ничком в засохшую траву и минуту лежит, корчась и извиваясь от горя и досады, а поднявшись, долго трет себе глаза рукавом фуфайки.

— У-у, сука проклятая! Вот тебе, пожалуйста. Это она мне за черного кота отплатила! Дернула меня нелегкая за язык! Да еще и тебе ни за что ни про что досталось — змей-то был твой! Вот такая она подлая тварь. Ее бы… псалтырем бы ее по башке трахнуть!

Насчет псалтыря Ханнибал мне объяснил, пока мы с ним тащились как побитые домой.