Башня. Новый Ковчег-2

Павел тихонько пододвинул к себе кресло и сел, по-прежнему не отрывая глаз от Марата, от копны его иссиня-чёрных волос. Кресло негромко скрипнуло, проседая под массивной фигурой Павла, но Марат даже не пошевелился. Руфимов вообще на сон никогда особо не жаловался (Павел ещё в юности удивлялся, что спать его друг может хоть стоя), а сейчас, когда из-за свалившейся на него груды забот, Марат, казалось, дошёл до крайней степени усталости и физического истощения, ему ничего не стоило вырубиться вот так, прямо за рабочим столом, и, если б не будили, он готов был спать хоть целые сутки. Но будить было надо. Павел вздохнул.

На удивление этот лёгкий вздох произвёл эффект будильника. Марат дёрнулся, медленно приподнял голову, посмотрел на Павла мутным взглядом. Запустил правую руку в спутанные чёрные волосы, со всей силы поскрёб голову пятернёй. Потом перевёл глаза на висевшие на противоположной стене часы и крепко выругался.

— Легче стало? — поинтересовался Павел.

Руфимов проигнорировал вопрос. Медленно поднялся из-за стола, не обращая внимания на Павла, дошаркал до шкафа, открыл дверцу, достал оттуда бутылку воды, отвернул крышку и буквально присосался к горлышку. Утолив жажду, он наконец повернулся к Павлу.

— Чего так рано припёрся?

Павел тоже пропустил его вопрос мимо ушей и, осмотревшись вокруг себя, произнёс:

— Распорядился бы тогда диван здесь поставить что ли.

— Да пошёл ты.

Марат потянулся, разминая затёкшие спину и плечи.

Оставаясь вдвоём, без других членов Совета и без подчинённых, они как будто снова превращались в двадцатилетних парней, простых инженеров с северной электростанции. И не было этой давившей на плечи ответственности, неподъёмных обязательств — была только их юность, и море, и злой северный ветер. Марат не скупился на солёные шуточки, а Павел охотно их подхватывал. Но сегодня Руфимову было не до шуток, похоже, он дошёл до своей крайней точки. Павел посмотрел на мятую, несвежую рубашку Марата, на расстёгнутый ворот и закатанные по локоть рукава.

— Чего смотришь? Пуговица на манжете оторвалась, вот я и…

Павел пожал плечами.

— Слушай, Марат, давай уже перевози наверх Сашку. Ну не дело это, ты тут, она там.

— Не хочет она, — Руфимов нахмурился, уселся за стол и тяжело подпёр голову руками. — Сам знаешь её ослиное упрямство. Упёрлась и ни в какую.

Павел знал. Упрямство, по ходу, было фамильной чертой Руфимовых.

После назначения на пост Главы Совета, отдавая себе отчёт в шаткости своего положения, Павлу кровь из носу нужны были наверху свои люди. Одного Ледовского было недостаточно. «У тебя, папка, теперь должен быть свой кабинет министров», — смеялась его дочь. Но смех смехом, а если в критической ситуации ему не на кого будет опереться, то чёрт его знает, что может быть.

Поэтому Марата он перетянул наверх чуть ли не в приказном порядке. Объединив наконец-то сектор систем жизнеобеспечения и энергетический сектор и устранив тем самым искусственное разделение, существовавшее бог знает с каких пор, Савельев поставил Руфимова руководителем вновь сформированного подразделения, сняв с должности начальника станции. Марат от такого назначения чуть не взвыл — без своей драгоценной станции он не мыслил жизни. Он не работал там, он ею жил. Станция привязала к себе всех Руфимовых: Сашку, упрямую жену Марата; сына, как две капли воды на него похожего, который по окончании учёбы пришёл на станцию инженером и которому Руфимов не давал спуску; его невестку, невысокую крепкую девчонку, вошедшую в семью Руфимовых недавно, но уже обзаведшуюся знаменитым Руфимовским характером. Эти чертовы Руфимовы, казалось, рождались и умирали на станции, под рёв волн и бесконечный гул турбин.

Павел Савельев чувствовал себя последним гадом, насильно отрывая Марата от его любимой работы, но другого выхода он не видел.

— Слушай, да поставь ты на это место Вадика Полынина, — чуть не плача, говорил Руфимов.

Но Павел был непреклонен. Бестолковый и трусливый Полынин был ему тут не нужен. Ему был нужен Марат. С его опытом. С его честностью. С его преданностью. И Марат это понял и смирился.

Хуже обстояло дело с Сашкой, женой Руфимова. Она наотрез отказывалась покидать свой семьдесят четвёртый уровень, обжитую квартиру и перебираться наверх. Марат, не в силах переспорить свою упрямую супругу, мотался между этажами, и частенько, не успевая на последние лифты, развозившие работников по домам, просто засыпал у себя в кабинете, уткнувшись усталым лицом в согнутые в локтях руки.

— Ты бы хоть ко мне ночевать приходил, — Павел смерил Марата пристальным взглядом. — Посмотри на себя, на человека не похож.

— Да ну… у тебя дочка… чего я тебя стеснять буду, — Руфимов привычно заупрямился.

— Дурак, — выругался Павел. А потом, без перехода, резко спросил. — Так, чего, Марат, как думаешь, там ошибки быть не может?

Руфимов сразу понял, о чём спрашивает Павел. По-прежнему не отрывая тяжёлых кулаков от щёк, покачал головой.

— Нет, Паша. Всё чётко. Я вчера сам два раза перепроверял.

— И?