Башня. Новый Ковчег-2

— Мне кажется, Павлик, тебе надо лучше выбирать себе друзей. Мне сегодня звонила Зоя Ивановна…

— Мама, мы пойдём, — перебил он её.

— Павлик!

Но он уже не слушал. Схватил упирающегося Борьку за руку и почти силком потащил за собой. Слышал только, как Анна пискнула за его спиной матери: «До свиданья, Елена Арсеньевна», да звук хлопающей двери.

Пашка летел так, словно за ним гнались — Аня с Борисом едва за ним поспевали. Опомнился только на какой-то скамеечке в парке, злой и растерянный.

— Не обращай на мою мать внимания, — Пашка старался не смотреть в сторону Бориса. — Она всегда такая.

— Да, всегда, — подтвердила Аня.

— А чего это она? — Борька перевел взгляд с Анны на Пашку.

— Да ну её, — Пашка отвернулся.

— Чего-чего… Змея наверняка уже напела, что ты с нижних этажей. А Пашкина мать она такая… очень много внимания придаёт условностям. Я тоже Пашке не ровня…

— Ну хватит глупости-то говорить, — Пашка вспыхнул. — Просто дура она. И вообще достала уже. Зато у меня отец хороший.

— Отец у него хороший, — опять подтвердила Аня.

— Да ладно, расслабьтесь, — Борька пожал плечами. — Это вы ещё моего отчима не видели. О, кстати, он же сейчас на работе, у него смена. Пошли ко мне. У меня дома одна мама.

И, произнеся слово «мама», совсем по-особенному, по-другому, не как Пашка, Борька, поймав несчастный Пашкин взгляд и мгновенно всё поняв, опять покраснел, закусил губу и замолчал. Спасла всех Анна.

— А точно! Давай пойдём к тебе!

* * *

Она действительно была особенной, Борькина мама. И дело было даже не в её простоте и естественной, природной доброте, которая сквозила во всём: в тёплой улыбке, в словах и жестах, дело было в любви — той материнской любви, которой были лишены они оба, и он, и Анна. Потому что Аннина мама умерла, а его… его мать, если и любила, то какой-то своей, иной любовью.

И потому, не случайно и Пашка, и Анна инстинктивно, ведомые природной детской потребностью пусть в чьей-то, пусть в чужой ласке и нежности, потянулись к этой женщине, а она, не столько по причине широкой своей души, сколько повинуясь древнему материнскому инстинкту (наверно, так делает самка любого животного, видя чужое брошенное дитя), приняла их и согрела.

* * *

Звук льющейся в душе воды стих.

Павел вздрогнул, с усилием прогоняя из своей головы образ невысокой и как-то очень быстро постаревшей женщины в чёрном траурном платье, смотревшей на него с горьким сочувствием, сердито поморщился и непроизвольно сжал кулаки.

— Пашка! — донёсся из глубины квартиры крик Марата. — Ты мне рубашку чистую обещал!

— А? — Павел обернулся на звук голоса и поднялся. — Погоди. Уже несу…

Глава 8

Глава 8. Кир

Несмотря на то, что работы в больнице всегда было много, а Анна Константиновна постоянно его шпыняла, работать здесь Киру нравилось. Однажды поймав себя на этой мысли, Кирилл Шорохов удивился и даже немного растерялся. В его прежней жизни словосочетание «любить свою работу» вызвало бы у Кира припадочный смех, смешанный с презрением, но так это в прежней жизни.

Вряд ли Кирилл понимал, как он изменился — в стремительном калейдоскопе дней ему некогда было остановиться и задуматься, да он и не хотел. Ветер перемен подхватил его, закружил, увлёк за собой, подарив ему незнакомое доселе чувство, название которого Кир так и не решался произнести вслух.

— Неужели остепенился пацан, повзрослел… даже не верится.