Башня. Новый Ковчег-2

— Смотри, Паш, — Ледовской сел рядом, по-прежнему не выпуская из рук оброненный Мельниковым листок. — За последний месяц количество подобных происшествий резко возросло. Причём они вроде мелкие такие, досадные, но у них всех есть одна общая черта — они направлены на то, чтобы максимально дестабилизировать обстановку в Башне. Взрыв в цехе на семнадцатом должен был стать вишенкой на торте, получись он и повлеки за собой человеческие жертвы. Как думаешь, там не слабо бы рвануло?

— Хорошо бы рвануло.

— Вот, — протянул генерал. — У меня такое ощущение, что кто-то нарочно расшатывает лодку. Причём старается именно внизу, где у народа уровень доверия к власти и так не высок.

— Грядёт революция снизу, — пошутил Павел.

— Да если бы, — не поддержал шутку Ледовской. — Если бы… Нет, гниду надо искать наверху, среди своих. Я бы по бывшим пошерстил.

Бывшими Алексей Игнатьевич именовал тех, чьи отцы и деды управляли Башней до мятежа Ровшица. Даже после кровавых расправ, учинённых почти семьдесят лет назад, остались те, кто уцелел, выжил в мясорубке истории, перемалывающей целые поколения, перешёл на сторону победителей. Но сейчас, спустя годы, никого из них уже давно нет в живых. Остались только дети и внуки. А детям и внукам, именно сейчас, оно надо? Нет, определённые настроения витали, конечно, они и не могли не витать, всегда найдутся люди, которые будут кичиться своей белой костью, это ничем не перешибёшь, но вот чтобы кто-то из них осмелел настолько, чтобы поднять голову и пойти на открытое противостояние… нет, в такое Павел не верил. Но и в случайные совпадения тоже.

— Ну и кого ты, Алексей Игнатьевич, подозреваешь в реваншизме, а? — Павел прищурился. — Ведь, наверняка подозреваешь. Только тут такое дело, по большому счёту, у многих, кто здесь наверху живёт и работает, если не у всех, хоть по одному дальнему родственнику, да найдётся, из тех, прежних хозяев жизни. Я в твоем списке первым стоять буду. Сам знаешь, у меня мать — из этих. Серёжу Ставицкого тоже не забудь, он мне как никак брат двоюродный. Ну?

Павел сердито посмотрел на Ледовского.

Он злился сейчас на генерала и даже не скрывал того, что злится. Сам того не желая, а может и желая (всё же старый генерал был далеко не глуп), Ледовской коснулся одного из болезненных воспоминаний. Тех самых, которые человек волочёт и волочёт за собой всю жизнь, не имея никакой возможности выкинуть их где-нибудь на полпути.

— Да брось, Паш, ну подумаешь, — Борька положил руку Пашке на плечо. — Обычное дело! Не переживай.

Пашка нервно дёрнул плечом, сбрасывая руку друга. Врал Борька, не было это обычным делом. Это было мерзким, неправильным, нечестным…

На Пашкиного отца, целующегося в одном из общественных садов с какой-то молодой женщиной, они с Борькой наткнулись случайно. Первым их увидел Борис, попытался отвлечь Пашку, развернуть в сторону, но не успел — взгляд Павла словно с разбегу налетел на увлечённую друг другом парочку. Пашка вспыхнул, словно это его, а не отца застукали с поличным, и как испуганный заяц метнулся в сторону, забыв, что он не один. Борька догнал его у детской площадки, одной из тех, что были понатыканы в центре каждого этажа.

— Хочешь сказать, что ты не знал, что ли? — Борька заглянул Пашке в лицо.

— А ты что ли знал?

— Знал. Мы с Аней уже давно…

— Знал и молчал, — перебил его Пашка и тут же осёкся под виноватым и растерянным взглядом Бориса.

Как бы его друзья смогли сказать ему такое? Как? Он и сам бы на их месте так поступил, вот они и молчали. Молчали, оберегая его. Стараясь не ранить напрасными и ненужными знаниями.