Басни

Мышь выпала из клюва у совы,
И я спасать ее не видел бы причины;
Брамин же спас ее. В воззреньях таковы
Все милосердные брамины,
И все не выбьется у них из головы,
Что с наступлением кончины
И в насекомых, и в зверей
Переселяется порою дух царей.
И в этом состоит буддийского ученья,
Чьи тайны Пифагор когда-то изучал,
Одно из основных начал.
В виду такого заключенья,
Брамин наш просит колдуна:
Дух Мыши молодой вселить в такое тело,
Где ранее жила она.
И в деву юную она превращена
Столь дивной прелести, что сын Приама смело
Из-за нее решился бы на дело
Труднейшее, чем из-за той,
Которая весь мир пленяла красотой.

Брамин был поражен, и молвил он: "Свободна
Супругом ты избрать, кого тебе угодно.
Все будут счастливы тебя в супруги взять".
— Я выберу того, кто всех сильнее в мире!
Брамин простерся ниц. "Сияешь ты в эфире,
О Солнце, ты мне будешь зять!
Всех во вселенной ты могучей!"
— Нет, — молвило оно, — я затмеваюсь тучей,
Скрывающей мои черты.
И Туче тот сказал, к ней руки простирая:
"Для дочери моей назначена ли ты?"
— Нет, — молвила она, — по воле в край из края
Гонима Ветром я: меня сильней Борей,
И прав его нарушить я не смею.
Брамин воскликнул тут: "Лети сюда скорей
И с дочерью соединись моею,
О Ветер, к ней в объятия лети!"
И Ветер поспешил, но вскоре был Горою,
Сильнaйшею, чем он, задержан на пути.
Гора же молвила: — Я истины не скрою,
Боюсь, чтоб с крысою повздорить не пришлось:
Она меня изроет всю насквозь.
При слове "Крыса!" тотчас ушки
У юной девы на макушке:
"Вот он избранник! Вот супруг!"
Всегда любовь нас поражает вдруг,
Ее обычная манера.
(Такую-то с таким-то для примера
Я мог бы здесь назвать, но лучше промолчу).
Я этой баснею лишь доказать хочу,
Что в нас всего сильней происхожденье.
Софизма доля есть в подобном рассужденьи,
И в этом смысле для нее
Любой скорей годился бы в мужья,
Чем Солнце светлое. Приравнивать не стану
По силе я Блоху к Титану,
Но может быть Блохой укушен и Титан.
И раз исход подобный дан
То в силу довода такого,
Могла б красавица передаваться та
Коту от Крысы, от Кота —
Собаке, Волку — всем, пока черед бы снова
До Солнца не дошел, и прелестью ее
Не насладилось бы блестящее светило.
Переселенье душ мечтой считаю я,
И то, что свершено Брамина другом было,
Доказывает мне, как ошибался он.
Ту мысль возводит он в закон,
Что червь и человек — в одном берут начало,
Что одного они закала;
Лишь организму своему
И личным свойствам сообразно,
Они живут и поступают разно:
Кому — возвыситься назначено, кому
Во прахе вечно пресмыкаться.
Но если так, могло ли статься,
Чтоб дева юная, прекрасна и мила,
Дрянную Крысу — Солнцу предпочла?
Все обсудив и взвесив тоже,
Я к выводу пришел, что души непохожи
Красавиц и мышей нисколько меж собой.
Но спорить стали бы напрасно мы с судьбой:
Тому, что суждено, исполниться над нами
Не помешает черт со всеми колдунами.

О. Чюмина