Басни средневековой Армении

Одной из основных и едва ли не самой главной задачей Марра в его филологическом и историко-литературном труде было выяснение вопроса о взаимоотношениях между собою целых армянских басенных сборников и, с другой стороны, различных изводов одной и той же басни, сосуществовавших одновременно на армянской почве, но в различных, быть может, местностях или в различной среде.

Одновременно с этим, естественно, важной для труда Марра задачей являлось выяснение связей между засвидетельствованными в армянском рукописном предании баснями и теми, которые в более раннее время, чем армянская запись, были засвидетельствованы в литературах иных народов, и установление степени зависимости армянских изводов от их возможного литературного образца, с установлением и непосредственной литературной письменной связи, наиболее доступной для проверки филологическими методами, особенно когда вставал вопрос о зависимости переводчика от особенностей языка подлинника, а также и в тех случаях, когда проникновение басни в армянскую среду из среды иного народа поддается определению как заимствование устное, происшедшее в процессе живого общения народов между собою.

Аналогичного характера работа в широкой мере была проведена Марром и для выяснения путей и форм проникновения армянских изводов и возникших в армянской среде басен в среду иных народов, в частности в арабскую по языку литературную среду в облике «Лисьей книги».

Выясняя взаимосвязи басенных изводов, он постоянно подчеркивал недопустимость, ненаучность стремления уста навливать непременно генетические связи между разноязычными изводами, поскольку во многих случаях возникновение и сходного сюжета, а тем более мысли, поясняемой или воплощаемой в сходном сюжете, могли на протяжении многотысячелетней жизни народов возникать независимо друг от друга.

Однако же Марр дал обрисовку этой филиации связей, тех цепочек, которые дают возможность говорить и о прямой, или через промежуточное посредство, связи определенных басен Мхитара или Вардана с баснями, носящими имя Эзопа, или с баснями, отразившимися в иранской книге «Калила и Димна», или в ее более ранних индийских образцах.

В данной книжке для меня и для читателей важен только вопрос бытования данной басни в той или иной армянской народной среде определенного исторического периода, поскольку в этих баснях мы хотим найти отражение жизни страны, в которой эти басни бытовали, а если бытовали и отразились в рукописном предании, то, следовательно, и пустили корни (даже если они не выросли из местных корней), а следовательно были или стали не только отражением общественных явлений, но и фактором общественной жизни, поскольку басня всегда и везде является одним из самых острых орудий морально-общественного воздействия, а тем самым одним из самых сильных орудий классовой борьбы.

ВВЕДЕНИЕ

История армянского народа, под этим его названием, охватывает период свыше двух с половиной тысяч лет. Армянская письменность на основе сохранившегося и существующего сейчас алфавита возникла уже в начале V в. н. э.

Древнеармянская литература весьма многообразна по содержанию. Богато представлены хроники исторического содержания, сочинения летописного типа, философские трактаты (как переводные, так и оригинальные), научные (разумеется, с точки зрения средневековой науки) сочинения по различным разделам естествознания (в том числе космографического содержания), богословские трактаты и даже учебники для школ (в том числе по арифметике с задачником VII в.). Но до нас дошло чрезвычайно ограниченное количество литературных памятников древней Армении, носящих художественный и светский — по содержанию — характер. За небольшими исключениями до XII в. вообще светская литература не научного, не исторического содержания нам не известна, так как сохранившиеся поэтические произведения носят скорее характер духовных виршей (в ряде случаев, как, например, в творениях Григория Нарекского X в., высоко художественного, но мистико-религиозного характера). Но зато в целом ряде исторических сочинений и иных литературных трудов периода, предшествовавшего VII в., вкраплено много отрывков, явно проникших в эти сочинения из обихода среды, по своим устремлениям и миросозерцанию далекой от церковных кругов и даже враждебной им.

В XII–XIII вв. появляется ряд поэтов, пишущих не только на мистико-религиозные темы, врывается отчетливо ощущаемая, живая, идущая из светского обихода струя, которая, однако, приглушается некоторой маскировкой, предназначенной несомненно для удовлетворения цензурных требований господствующей письменности церковной среды. Эти цензурные стеснения распространялись не только на письменные документы литературного характера, но и на передававшиеся устно рассказы и песни. В частности, известно, что на рубеже XII–XIII вв. подвергались преследованию светские «нечестивые» песни, певшиеся в армянских войсках, — песни, которые рекомендовалось заменять в обиходе армии славословием в честь богородицы и святых на мелодии светских песен.