Басни средневековой Армении

Кроме чисто литературных памятников, могущих служить для написания истории Армении и представляющих громадную ценность по богатству материала и по яркости подробного отражения фактической стороны событий, войн, походов, набегов и нашествий на армянскую страну, на древнеармянском языке от средних веков, начиная от VII в., дошло много памятников архивного характера в виде надписей на стенах зданий и на отдельных каменных плитах, которые, к счастью, сохранили для науки указы царей и правителей, светских и духовных, дарственные акты, купчие крепости, договоры и пр., которые в экземплярах, написанных на пергамене или бумаге, не уцелели в ходе истории, наполненной бурными потрясениями, войнами и разорявшими страну иноземными нашествиями.

На помощь историку Армении, наряду с этими надписями, приходят вещественные документы, богатейшие памятники архитектуры и иных видов искусства, а также бытовые предметы, находимые в раскопках и сохранившиеся в очень многих местах, иногда далеко от пределов Армении, в местах расселения армян, условиями жизни страны вынужденных уже в средние века покидать родную землю.

Социальную сторону истории Армении только по литературным памятникам выяснить чрезвычайно трудно, учитывая, что древнеармянская литература в подавляющей части развивалась в среде господствующего класса, что литературный труд был уделом людей, за редчайшими исключениями, носивших рясу и клобук и соответственно отражавших миросозерцание и точку зрения феодальной среды и ее наиболее яркого проявления, особенно в вопросах идеологии, — армянской церкви.

Во всей богатейшей древнеармянской исторической литературе удается собрать лишь крохи для обрисовки положения народных низов и почти не удается выяснить картину их отношения к господам положения — феодалам, как носившим боевой доспех, так и облаченным в рясы.

Выяснению этих важных вопросов помогают разнообразные вещественные памятники и те картины обстановки городской жизни, которые были вскрыты раскопками города Ани, некогда крепости, в IX в. резиденции армянских царей, в X и половине XI в. столицы армянского царства Багратуни, а затем, после падения этого царства, большого ремесленного и торгового города, армянского, но с разноплеменным населением, состоявшего под протекторатом грузинских царей и иранских династов Шеддадидов. Эти раскопки, обнаружившие материалы от IX до XIV в., когда город Ани пришел в разрушение, дали Марру основание к справедливому утверждению, что в жизни этого города отнюдь не всегда являлись решающими, как то говорилось прежде, национальные и вероисповедные признаки как определители путей развития культуры и что в Ани с особой яркостью проявилась сила воздействия иных могучих определителей, влиявших на развитие национальной армянской культуры, определителей социальных, стиравших, а еще чаще в обстановке средневекового города сглаживавших национальные и вероисповедные преграды.

На основании исследования армянской архитектуры и скульптуры (главным образом декоративной) Марром был поставлен вопрос о соответствии между идеологией господствовавших классов Грузии и Армении в плоскости не церковной, выразившейся в Грузии в светской поэзии и, в частности, в гениальной поэме Руставели, а в Армении — в светской архитектуре и ее убранстве. Дальнейшие работы позволили распространить это сопоставление и на третье из наиболее крупных национальных объединений Закавказья — Азербайджан, носивший в то время иное название, но принадлежавший тому же народу, потомки которого носят имя азербайджанцев; таким образом, параллель, условно называемая Ани — Руставели, расширилась до параллелей Ани — Руставели — Низами.

Именно на рубеже XII–XIII вв. с особой силой и яркостью выявляется особый жанр в литературе: с одной стороны, басни; с другой, — краткие новеллы, занимательные рассказы, наряду с баснями дающие сравнительно богатый материал для выяснения социальных отношений для обрисовки пробуждения и напряжения самосознания низов, особенно же городских ремесленных кругов. Речь идет не о тех единичных баснях, которые дошли до нас и от более раннего периода, и не о маленьком сборнике в два десятка басен, который известен под мало выясненным наименованием Оломпиановых и обычно датируется XI в., а о двух замечательных и обширных басенных сборниках, из которых первый связан с именем Мхитара Гоша, а другой — Вардана Айгекца.

Басня, подлинный плод массового народного творчества, — более острое, выразительное и обоснованное выражение протеста, чем те глухие намеки, которые лишь изредка ремесленник мог позволить себе внести в орнамент расписанного им изразца или выкованного его подручным медного кувшина.