Бассейн в гареме

Лена едва успела поддержать качающуюся табуретку и принять от соседки огромный чемодан, который та достала с антресолей. В чемодане находилась одежда – ношеная, но аккуратно сложенная и чистая.

– Это Аленины тряпки. Мне они малы, а выбросить жалко – целое ведь. Все собиралась отдать кому-нибудь, да лень было на антресоли лезть.

Лена знала, что соседкина дочка Алена была замужем за военным моряком и жила вместе с мужем и дочкой Светочкой в далеком Северодвинске, приезжая только в отпуск. Надежда уже рылась в чемодане и достала оттуда вылинявшие голубые джинсы.

– Примерь-ка, они тебе будут впору.

– Да чем мои-то джинсы плохи? – недоумевала Лена.

– Сейчас узнаешь. Надежда принесла ножницы и мигом разрезала джинсы на коленках.

– Надевай! .

– Холодно же, – поморщилась Лена.

– Ничего, не рассыплешься, приструнила ее Надежда. – Так, свитерок этот черный можешь оставить, а сверху вот это надень, – она протянула старую рубашку своего мужа Сан Саныча, фланелевую, в серую и зеленую клетку.

– Волосы убрать, – бормотала Лена, – по волосам сразу опознают, если что.

– Да, волосы обязательно спрятать… что они там носят-то?

– Найдем! – Настала очередь Лены сорваться с места.

Через две минуты она вернулась. Волосы были убраны под странный головной убор – черный кожаный не то платок, не то шапочка, к тому же вся в черепах.

– Это что ж такое? – изумилась Надежда.

Называется бандана! – гордо сообщила Лена.

– Ну надо же! А я и не знала, – вздохнула Надежда. – Теперь все отлично, только… надо бы чего-нибудь зелененького… тени, что ли, наведи… и руки, лак сотри и ногти обстриги как можно короче.

– Жалко! – вздохнула Лена. – Никак нельзя длинные оставить?

Надежда даже задохнулась от возмущения.

– Это же художники! Они же все время с краской возятся! Сама посуди: есть у них возможность маникюр делать?

Когда Лена поглядела на себя в зеркало, она в первый раз в жизни не узнала собственное отражение.

– Едем! – – Надежда Николаевна была полна энергии.

В суматохе они чуть не забыли картину.

В художественном магазине недалеко от Академии художеств они купили папку, в каких студенты носят эскизы и рисунки. Надежда специально уронила папку в грязь, чтобы не вызвал подозрения ее слишком новый вид.

– Ну, надо идти.

– Куда идти, что я там скажу? – испугалась Лена.

– Да ты не бойся, – смягчилась Надежда, – я тебя до двери провожу, надо же выяснить, какому профессору картину подкладывать.

Никто их не остановил. В холле, как в каждом уважающем себя учебном заведении, на видном месте висело расписание занятий.

– Так-так, сегодня у нас что? Среда. Вот написано: с двенадцати до двух техника живописи, класс профессора Аристархова. Номер двести четырнадцать. Вперед!

– Не могу, – прошептала Лена, – боюсь ее нести, картину эту проклятую… Вдруг кто-то увидит?

– Да кто тут увидит? – увещевала ее Надежда тоже шепотом. – Ты пойми: этих холстов тут – как листьев в лесу, а где лучше всего спрятать лист, как не в гуще деревьев? А где лучше всего спрятать холст, как не среди других холстов?

– Но нам-то нужно, чтобы его быстрее нашли, – возразила Лена.

– Да… совсем ты меня запутала! – рассердилась Надежда. – Иди!

По широкой лестнице Лена поднялась на второй этаж. Навстречу ей шли студенты – девушки в таких же, как она, рваных джинсах, парни с длинными волосами. Бесформенные свитера, длинные юбки, холщовые вылинявшие рубахи… На некоторых было надето нечто вовсе уж несусветное, но никто не показывал на них пальцем. Попадались, правда, вполне приличные студенты, и у всех без исключения волосы были прихвачены широкой кожаной лентой или платком – чтобы волосы не мешали рисовать и не пачкались в краске. У многих были в руках такие же папки для рисунков, как у Лены, это никого не удивляло.

«Нужно принять деловой вид, как будто я здесь своя», – подумала Лена.

Она посматривала на номера классов, вот и двести четырнадцатая аудитория. Дверь была полуоткрыта, очевидно, занятия уже закончились. Крупный вальяжный человек с очень светлыми, почти белыми, но не седыми волосами, стоял посредине класса, окруженный студентами и говорил что-то громким, хорошо поставленным голосом. Лена остановилась на пороге. На нее никто не обратил внимания – все слушали профессора Аристархова – это был именно он. В углу на маленьком столике были навалены какие-то холсты. Лена открыла свою папку, достала холст и, замирая от страха, пошла в сторону столика, ожидая, что кто-нибудь ее окликнет. И вдруг боковым зрением она заметила в коридоре до ужаса знакомый силуэт. Она где-то видела уже этого человека – невысокого ростом, но плотного и коренастого. Шея была такая короткая, казалось, что голова лежит просто на плечах, как арбуз на блюде. Господи, да не узнать его невозможно! Ведь это он, тот самый старший из милиционеров, приезжавших в квартиру Дениса позавчера.

Лена застыла на месте, окаменев от страха. В панике она совершенно забыла, что совершенно изменила свою внешность, ее сейчас родная мать не узнала бы, а не то что милиционер, который видел всего один раз.