Бастард Ивана Грозного — 2 (СИ)

Он тыкал рукой в сторону, где, действительно просматривался силуэт небольшого судна.

— Эй на борту! — Крикнул Юрьич, — Уши далеко?!

— Да вот, напротив стоим, — ответили браконьеры.

— О! Сказал Санька. Я вас сейчас выведу на чистую воду.

Он уже изрядно выпил и ему вдруг показалось, что он ощутил карту. Он тогда интересовался экстрасенсорикой.

— Рули левее.

Они шли самым тихим ходом, пялились в туман, в котором ничего не было видно, а Санька командовал: Левее, ещё левее, ещё левее. И вдруг выглянуло солнце. Оказалось, чо они стояли у входа в пролив Старка. Сказать, что все о#уели, это не сказать ничего. Санька же молча принял поздравления и сказал свою сакраментальную фразу: «Наливай, а то уйду…».

Вот и сейчас он пробовал соединиться с «эфиром» более приземлёнными методами.

— Глубина десять!

— Так держать!

— Вижу землю прямо по курсу!

— Где-то тут, — сказал сам себе Санька.

— Глубина семь!

— Убрать фок!

Передний парус упал вниз и команда уложила его на гик.

— Глубина пять, четыре, три, два…

Киль заскрежетал о дно.

— Что вы делаете?! — вскрикнул купец. Мы сядем на мель!

— Херня вопрос! Бросить якорь!

Якорь отвязали от борта и он ушёл под воду. Корабль дёрнулся и остановился.

— Зачем мы тут? — спросил купец встревоженно.

— Вижу дымы! — крикнул вперёдсмотрящий.

— Ну вот, дымы, значит посёлок, — благодушно сказал Александр.

— Зачем нам посёлок? По уставу нельзя русам в иные порты заходить и обманом торговать. У тебя могут забрать корабль, а нас посадить в Замок. В Выборге очень высокая башня.

— Нам в посёлок? Совсем не зачем. Мы и не пойдём никуда. У нас и шлюпки нет… Мы на мель сели. Ночевать тут будем, пока прилив не придёт.

— Какой прилив?! — Возмутился Никляев. — Какие тут приливы?! Это тебе не Англия! В Балтии прилив фута три-четыре не больше!

— Да? — удивился Санька. — Ну что ж, так сниматься будем.

Купец, поняв, что никто не собирается высаживаться на берег, успокоился.

— Боцман, двух вахтенных на борт. Вахта четыре склянки. Паруса уложить и увязать, но не чехлить. Всем можно отдыхать. Вынесите раскладной стол на палубу, кресла и пледы. И мы перекусим чем бог послал, — объявил капитан.

Южный ветер развернул корабль кормой к берегу и из кресел, поставленных на палубе перед фоком[2], в лучах заходящего, но ещё стоящего высоко солнца, был хорошо виден небольшой посёлок. Под парусами корабль выравнивался, а в «спокойном» состоянии его корма находилась ниже носа.

Качало не сильно, но кружки со сбитнем, разогретым на палубной жаровне, приходилось держать в руках.

Санька чувствовал щенячий восторг и никак не мог его в себе подавить. Он смотрел на чужой берег и представляя карту понимал, что это уже заграница. Когда-то давно в его времени это была Российская территория, сейчас это была Финляндия — часть огромной Швеции, стремящейся ещё больше расшириться на восток и на юг.

В это время все строили флот. Кроме России, конечно. Но вот, Санькиным энтузиазмом Русь вышла к Балтийскому морю и начала строить корабли. Процесс, запущенный Санькой, уже, наверное, не остановить, думал он. Мокша и его работники куют, льют и режут из дерева необходимые для постройки кораблей детали: эзельгофты[3], рымы и обухи, бугели, шарниры и блоки. В корабле столько металлических и деревянных деталей помимо корпусных, что Санька без трёх лет подготовительных работ не построил бы и одного корабля. Или строил бы его лет десять.

А паруса? Без того льняного качественного ткачества, что организовал Санька в Коломенском, хороших парусов бы не сшить. Только методом проб и ошибок, диких споров и ругани Санька убедил ткачей брать более тонкую нить и укладывать их плотнее друг к другу.

Опыт плавания по рекам показал, что льняные ткани растягиваются и пузырятся, что для плоских парусов не есть хорошо, но зато мягки в мокром состоянии и прочны. Мечтал Санька о шёлковых парусах, но столько шёлка сырца в Московии не было.

Ни о чём говорить не хотелось. Корабль мягко покачивало килевой качкой. Купец вскоре ушёл в каюту, а Санька задремал прямо в шезлонге.

— Прямо по курсу лодка! — Крикнул вахтенный на баке[4], и Санька подумал, что корабль ещё движется, а он задремал.

Но потом понял, что корабль стоит на якоре, а кричать так положено. Не «по носу» же кричать? Понос — это не для моряков. Санька усмехнулся, когда вспомнил, что понос — в этом мире означает женскую беременность.

Рыбацкий парусник возвращался с рыбалки. На его бортах и корме виднелись сети. Большой прямой парус трепыхался на слабом ветру. Рыбаки помогали судёнышку вёслами. Скорее всего, рыбаки издали приметили мачты и сейчас, уже приняв решение, шли к кораблю уверенно.

Они проходили совсем рядом и Санька услышал разговор рыбаков промеж собой. И ему показалось, что он его понял. Интонационно говор финнов очень походил на мокшанский. Санька удивился.

— Wir brauchen Wasser! (Нам нужна вода!) — крикнул он по-немецки.

— Also gehtan Land! Da ist ein Fluss! (Так идите на берег! Там река!) — Крикнули в ответ.

— Wir haben das Boot verloren! (Мы потеряли лодку!)

— Nur gegen Geb"uhr! (Только за плату!)

— Wir zahlen! (Заплатим!)

— Von was? (Чем?)