Бастиано Романо (ЛП)

Я толкала тележку чуть быстрее, надеясь, что он не заметит моего нетерпения закончить допрос и воспримет это как победу. Каждый скрип колеса был пятном на моей броне, добавляющим мне гибели, а ему — удовольствия. К тому времени как я добралась до стола, я чувствовала себя так, словно проиграла войну по доверенности.

— Это наши бестселлеры. Подбери к каждому вино в пару. — Он нарочито медленно поднимал оставшиеся металлические крышки, и каждое блюдо раскрывало в его глазах тщеславие.

Ндуджа и мангольд.

Поркетта с цельной грудкой.

Утиное конфи.

Все эти блюда лучше всего подходили к красным винам. Он предоставил мне ограниченный выбор белых вин. Придурок.

— Эти пары не должны быть слишком сложными для человека с твоими талантами. — Он откинулся на спинку кресла, заставив меня почувствовать себя животным из зоопарка, выставленным на всеобщее обозрение. Не слишком ли я надеялась, что он не будет бросать в меня камни и требовать, чтобы я выступала?

— Вовсе нет. — Я постаралась придать лицу безразличное выражение, пока составляла список своего скудного ассортимента и наливала по бокалу вина к каждому блюду.

Gewurztraminer к мясным закускам.

Cremant к поркетте.

Marsanne к утке.

Это был хороший выбор. Не то, что я выбрала бы обычно, но лучшее, учитывая обстоятельства. Я сидела, сжав пальцы в кулаки, и смотрела, как он томительно разрезает поркетту, нарочито не торопясь.

Я сидела в его кресле за десять тысяч долларов, одетая для убийства в приталенное коктейльное платье цвета угля, волосы убраны во французский шиньон, на создание которого ушел целый час, макияж безупречен и естественен.

Я была образованной и остроумной, начитанной и одаренной почти во всем, что когда-либо пробовала. Я выглядела так, будто мне самое место на чертовом подиуме в Милане, и в словесной войне я знала, что могу держать себя в руках.

Но в его присутствии все мое существование казалось неполноценным.

Тщетным.

Мое сердце с трудом вырывалось из груди, пока я ждала, когда он отрежет от поркетты самые крошечные кусочки. Он добавил на вилку немного жареного картофеля с розмарином и обмакнул ее в персиковую глазурь, его движения были размеренными и кропотливо медленными.

И только когда я подумала, что он наконец-то наестся, он поднял вилку в мою сторону. Мои глаза расширились, пока он ждал, пока я приму предложенный кусочек, и на его холодном лице появилось убедительное выражение безразличия.

Просто сделай это и покончи с этим, — умоляла я свою гордость.

Я наклонилась вперед, мучительно ощущая, как стол впивается в мое декольте. Его взгляд на короткую секунду упал на мою грудь, но этого было достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание. Я заставила себя не обращать внимания на зрителей — его больше, чем его сотрудников, — и открыла рот для укуса.

Он заставил меня ждать с открытым ртом и зависшей в воздухе вилкой, прежде чем позволил холодному металлу коснуться кончика моего языка. Он прервал наш напряженный зрительный контакт, чтобы посмотреть, как мой рот обхватывает вилку. Когда его глаза расширились, а ноздри раздулись, я откинулась назад, стараясь оставить между нами как можно большее расстояние.

Все в этой ситуации было эротично. Мои соски больно бились о голую ткань платья. Пульс стал ощутимым. Шею покрывал легкий пот. И я знала, что если дотронусь до себя, то окажусь мокрой от капель.

Для него.

Человека, который происходил из семьи чудовищ.

Человека, который, вполне возможно, сам был чудовищем.

И только после того, как я издала непроизвольный стон — то ли от вкуса еды, то ли от непристойности того, что он меня кормит, — он сказал:

— Вот такого качества еду мы подаем в L'Oscurita. — Его губы сложились в презрительную усмешку, когда он встретил мой взгляд с неумолимым осуждением. — Ни один бармен, которого стоило бы нанять, никогда не станет сочетать поркетту с бокалом Cremant в ресторане с тремя звездами Мишлен. Даже в баре.

Он бросил салфетку на стол и встал. Облегающий крой его брюк демонстрировал огромный стояк, который он и не пытался скрыть. Я даже не успела осознать, что вызвала у него эрекцию, как он вышел из комнаты, оставив после себя пиджак, запонки за сто четырнадцать тысяч долларов и то немногое достоинство, которое у меня осталось.

ГЛАВА 7

Война — это долг… Единственный реальный

выбор — принять ли его и за что сражаться.

Рик Риордан

АРИАНА ДЕ ЛУКА

Мне потребовалась целая минута, чтобы подобрать челюсть, но как только я пришла в себя, я рванула из комнаты отдыха так, будто от этого зависела моя жизнь. По дороге я прошла мимо Даны и еще одной официантки. Обе они застыли на месте, и я прекрасно понимала, к чему они клонят.