Батальон прорыва

– Слушай, Сурен. Я вот в бане на твою растительность на теле посмотрел и прикинул. Если тебе к волосам, которыми ты, как медведь оброс, пришить погоны, то и гимнастерки не нужно.

Карапетян огрызнулся:

– Э-э, ты лучше свой язык пришей, чтобы туда-сюда не болтался.

Голота хихикнул, перевел внимание на Скоморохова:

– Сержант, я так себе мыслю, шо не мешало бы нам панночку поблагодарить за баню. У нас в заначке две банки тушенки и плитка фрицевского шоколада. Может, ей отнести? Я могу.

– Переможешься. Я сам схожу.

– Я так понимаю, это вторая попытка?

– Правильно понимаешь, Сеня.

Андрей подошел к столу, вытащил из вещмешка банку тушенки, плитку шоколада и вышел из столовой. Он быстро поднялся по лестнице и остановился у дверей комнаты, в которой находилась хозяйка. Им внезапно овладела робость, ведь прошло много времени с тех пор, когда ему в последний раз приходилось близко общаться с противоположным полом. Переборов робость, он постучал. За дверью послышались неспешные шаги, скрипнула половица, щелкнула щеколда. Когда дверь распахнулась, Скоморохов оказался лицом к лицу с Катаржиной. Хозяйка дома одарила его неприветливым взглядом, спросила на польском языке:

– Что вам надо?

При виде красоты молодой женщины Андрей на миг смутился, но всё же взял себя в руки и ответил по-польски:

– Я хотел бы поблагодарить вас, пани, за то, что вы позволили нам помыться.

Катаржина с некоторым удивлением посмотрела на Скоморохова.

– Вы говорите на польском языке?

– Да. До войны с Германией я служил на границе, рядом с Перемышлем, и изучал польский и немецкий языки. – он протянул шоколад и банку тушенки. – Это вам, в знак благодарности.

Полька отстранилась.

– Меня незачем благодарить. Вам не нужно было спрашивать у меня разрешения. Вы здесь хозяева.

– Почему вы так говорите?

– Почему?! Вы утром ворвались в мой дом и сейчас ведете себя здесь как хозяева. Впрочем, вам не привыкать. Солдаты вашей армии грабят дома, насилуют женщин и убивают тех, кто им сопротивляется!

– Кто вам это сказал?

– Малгожата, моя служанка. Ее сын Бронислав сражался с немцами в Армии Крайовой в Варшаве, а после подавления восстания пробрался в деревню, навестил мать и снова ушел в лес. Он плохо отзывался о солдатах Войска Польского и вашей армии.

Чувство обиды резануло Скоморохова по сердцу.

– Я не думаю, что это правда. Не могу сказать за всех, но наш батальон уже вторую неделю наступает, и нам некогда было заниматься грабежами и насилием, поскольку мы пришли освободить вашу землю от немцев. И многие мои товарищи полили её своей кровью. В ваш дом мы ворвались потому, что здесь находились немецкие солдаты и офицеры. Или вам с ними жилось лучше?!

Катаржина опустила глаза.

– Простите, если я вас обидела. Мой муж тоже погиб от рук немецких солдат.

– Он был в Армии Крайовой?

Катаржина сделала пригласительный жест рукой.

– Проходите.

Скоморохов зашел в комнату. Она оказалась просторным кабинетом. Предзакатный розоватый свет, который проникал сквозь большие арочные окна, и огонь трех свечей в бронзовом подсвечнике позволили лучше рассмотреть обстановку. Рядом с дверью стояли доспехи рыцаря с алебардой во весь рост и тумбочка, на которой стоял подсвечник. У окна находились кресло с высокой резной спинкой и письменный стол. Место справа от стола занимал массивный шкаф с книгами, стена была увешана старинным оружием: арбалетами, палашами, саблями, пистолетами и мушкетами. Напротив стоял большой кожаный диван, накрытый шкурой бурого медведя. Стену над ним украшала галерея из десяти портретов. На всех были изображены суровые мужчины с бородами, вислыми и лихо закрученными вверх усами, в богатых одеждах, доспехах, униформе разных времен, в шлемах, шапках-рогатывках, украшенных перьями и драгоценными пряжками, треуголках, киверах, конфедератках. Все они были воинами: гусарами, драгунами, уланами. Катаржина заметила его внимание к портретам.

– Это предки моего мужа. Мне кажется, что они охраняют меня, поэтому я живу в этой комнате. Мне здесь спокойнее. Им принадлежал замок рядом с усадьбой, но во время одной из войн он был разрушен. Из кирпичей замка была построена эта усадьба. А это его отец, пан Болеслав. – она указала на изображение пожилого человека в форме польского офицера. – Он служил при Юзефе Пилсудском и умер месяц назад.

Катаржина подошла к письменному столу, взяла с него фотографию в рамке, показала Скоморохову. Он подошел ближе. С фотографии на Андрея смотрел молодой подпоручик в конфедератке.

– Это мой муж Анджей. Он служил в кавалерии и погиб в сентябре тридцать девятого года, в окружении под городом Радом.

– Моя невеста тоже была убита немцами. Это случилось в начале войны, летом сорок первого года в Перемышле. А в Радоме мне недавно пришлось побывать, когда мы освобождали его от немецких солдат. Кстати, и в окружении я тоже побывал, только в сорок первом, в Украине.

Катаржина тяжело вздохнула.