Батальоны вступают в бой

Пришла очередь и мне поделиться своими переживаниями. Я хотел рассказать о встрече с казаками, над которыми издевались гитлеровцы. Факты разительные. Но мне не удалось и слова произнести. В сумеречном небе, слегка пропитанном розоватостью, Калинкин увидел белые зонтики. Они опускались в пашем тылу.

— Парашютисты! — крикнул Калинкин и пружинисто вскочил.

Была объявлена тревога. Мы сели в машины и понеслись к месту приземления десанта. Быстро стемнело. Это было на руку гитлеровцам. Тем более что и высадились они в болотистом районе. Наша группа развернулась в цепь. Во тьме я видел только ближайших. А в камышах ориентировались по звукам: всплескам воды, чавканью грязи, шуршанию стеблей растений. Перекликаться запрещалось.

Слева от меня тяжело шагал Павел Круглов, а справа — Курдюков. У него имелась ракетница. В каждой группе было по сигнальному пистолету. Условились: кто обнаружит немцев — пустит зеленую ракету.

Шли по кочкам. Часто проваливались. Хватаясь за осоку, резали руки. Лист ее как бритва. К счастью, не было комаров.

Полчаса месили грязь, а сигнала все не было. Вдруг впереди меня в темноте послышалось усиленное кваканье. Октябрь стоял хотя и сравнительно теплый, но мне все же показалось странным, что в такое время лягушки раскричались.

Соседи мои тоже остановились, прислушались. Днем все это выглядело бы не так таинственно. А сейчас за каждым кустом, бугорком чудился «головастик» с автоматом.

Справа, метрах в трехстах, взлетела зеленая ракета. Но выстрелов не последовало. По цепи вскоре передали, что кто-то из красноармейцев запутался в стропах и машинально нажал спусковой крючок. Курдюков тоже набрел на парашют. Стало ясно, что десантники отходят. Их нужно окружить.

Командовал нами вышедший из окружения подполковник. Он, видимо, тоже понял, что мы напали на след диверсантов, и передал команду:

— Флангам ускорить движение вперед.

А с каждым шагом топь становилась все опаснее. В темноте не всегда нащупаешь кочку. Кто-то завяз и попросил помощи. Послышались возня, шлепанье.

И вдруг из тьмы стрекотнул вражеский автомат. Справа от меня кто-то застонал. Вспыхнули осветительные ракеты.

Курдюков, не поднимая головы, сказал:

— Политрук ранен.

Калинкии перевязал Мельникова. Рана оказалась смертельной. Пуля задела череп.

Да, мой земляк вышел из окружения без единой царапинки, а тут, на родной земле, налетел… Не читать ему больше «Тихого Дона». И не осуществится мечта — еще разок повидаться с Шолоховым.

Михаил Круглов, имевший опыт санитара, остался возле умирающего политрука, а мы двинулись дальше. Я попал в трясину. Вытащил меня из нее Павел Круглов. Мы остановились.

Когда вспыхнула очередная ракета, Курдюков на винтовке приподнял над осокой шапку. В ту же секунду над нами просвистели пули. Мы притихли, прислушиваясь.

Вдруг совсем рядом раздался чей-то голос:

— Эй, браток, ты чего это задом наперед идешь?

В ответ раздалась очередь… Началась перестрелка. Мы поспешили на помощь. Тот же с хрипотцой баритон злобно выругался:

— Ах, гад, переоделся!..

Мы не дали парашютистам собраться вместе. Они пытались прорваться каждый в отдельности. Все были в красноармейской форме и с нашими автоматами. Но русского языка не знали. И на этом, как выразился Курдюков, засыпались…

Всю ночь и утро мы вылавливали двуногих жаб. Гитлеровцы отстреливались. Только один из них, проживший десять лет в Чехословакии, сдался в плен. Он показал, что их задача была подорвать наш аэродром, нападать на тыловые части, сеять панику.

Из пятидесяти десантников бесследно пропало только четверо. Они либо утонули в топи, либо в темноте улизнули.

Особисты занялись розыском переодетых диверсантов. А мы помылись в бане, переоделись и похоронили десять погибших наших товарищей.

3

Большой блиндаж. В первом отсеке, который совсем не походил на приемную, мы, группа офицеров, ждем беседы с командующим фронтом. Рядом со мной сидит остроглазый, белозубый полковник. Он доказывает своему соседу, подполковнику с заметным брюшком, что в битве с фашистами наступил великий перелом:

— Теперь группировке немцев не вырваться из кольца. Они ждут помощи и верят, что их выручат. Самоуверенность! Недооценка наших сил…

Артиллерийский гул усилился. Спорившие на минуту притихли, прислушались. Потом снова возобновили диалог. Подполковник пухлыми руками изобразил круг:

— Я не преуменьшаю значения окружения немцев на Волге. Я лишь о том толкую, что рано еще говорить о переломе. Сейчас Гитлер, спасая свой престиж, бросит все свои резервы на выручку Паулюса. Окружить мало. Надо уничтожить. А тут еще бабушка надвое гадала. Ведь под Старой Руссой-то они вылезли из петли.

— Было, было. Но не забывай, что мы стали сильнее…

Их беседу прервал адъютант генерала. Приоткрыв скрипучую дверь, он пригласил:

— Полковник Сошальский!..

Остроглазый, белозубый сосед в поношенном костюме быстро встал и уверенной походкой направился в кабинет командующего.

После Сошальского туда вошел я.