Батальоны вступают в бой

Генерал окинул меня уставшим взглядом и спросил, за что я получил медаль и орден. Выслушав, хотел было что-то сказать, но в это время внимание его привлекла приписка, сделанная возле моей фамилии. Прочитав ее, он поинтересовался:

— Сколько времени командовали полком?

Я доложил. Генерал задумался.

— Да… Маловато.

Он что-то прикинул и толстым красным карандашом внес в список изменение.

— Вот так надежнее… Временно будете замещать командира девятьсот девяносто первого стрелкового полка.

В машине, которую мне указали, уже сидел полковник Сошальский. Его назначили заместителем командира 258-й стрелковой дивизии.

Алексей Андреевич оказался простым, откровенным человеком, не лишенным чувства юмора. О себе он рассказывал с улыбкой:

— Пословица гласит: язык до Киева доведет. А меня «язык» довел до Сталинграда. Вернее, отсутствие «языка». Представьте, мои разведчики не смогли схватить живьем ни одного немца. Это было под Старой Руссой. И вот меня, начальника разведки армии, к ответу: «Где язык?» Пришлось расписаться в своей беспомощности и северо-запад променять на юг…

Он засмеялся и рукой обозначил животик:

— Этот самый подполковник тоже попал в резерв, но его подвел не «язык», а чрево: один чемодан набил сухофруктами, а второй салом и спиртом. Вот начальство и отправило его… поразмыслить.

Об успехах Сталинградского фронта Алексей Андреевич говорил с гордостью. Он твердо верил, что из окружения войска Паулюса не вырвутся.

Я был рад, что мне предстояло служить в дивизии, в которой заместитель комдива сочетал в себе юношескую восторженность с юмором пожилого мудрого человека.

Когда, прибыв во второй эшелон соединения, я проходил мимо артиллерийского парка, меня окликнул военный, весь обвешанный орудийными затворами:

— Товарищ майор! Александр Андреевич!

Голос знакомый, а прокопченное лицо с лохматыми бровями не признать. Но вот кричавший подбежал ко мне и с укором спросил:

— Что ж вы, товарищ майор, своих не признаете?

— Иванов!

Я чуть было не назвал его Палтус. Обнялись. Пошли взаимные расспросы. Его интересовала судьба однополчан.

Я коротко рассказал, как мы выходили из окружения, что Курдюков и братья Кругловы находятся здесь же, на Сталинградском фронте…

— Точно знаю лишь о Калинкине. Он в десантной дивизии…

Я написал полевой адрес своего адъютанта, передал Иванову:

— Ну а ты куда после санбата попал?

— Я-то? — Он указал в сторону артпарка. — Да прямо сюда. Орудийное дело мне по душе. Кстати, какая судьбина постигла моего безотказного «максима»?

Я не скрыл печальную историю с тачанкой.

— Курдюков до последней минуты берег пулемет. Но в окружении многие и головы не сберегли…

Иванов проводил меня до техсклада и, прощаясь, высказал свою думку:

— Нынче Октябрь встретим не иначе как победой. — И вдруг немножко приподнятый тон его сменился на просительный: — Товарищ майор, возьмите к себе в полк. На передовую отпустят. Это не в тыл куда-нибудь…

Я обещал Иванову помочь с переводом. Записал его адрес. В полк ехал с мыслью: «Как-то встретят на новом месте?»

4

991-й стрелковый полк располагался севернее Большой Мартыновки. Им командовал подполковник Пономарев. Он принял меня в своей землянке. В ней было тепло. Беседа наша протекала за чаем.

Пономарев рассказывал о части не без гордости. Она прошла от Москвы до Гжатска с боями. Особенно отличилась под Ельней…

— Но для меня лично, — признался Пономарев, — самое памятное — защита Москвы. Тогда мы входили в состав сорок третьей отдельной бригады. Ею командовал Герой Советского Союза полковник Некрасов. Бригада не только сдержала напор немцев на своем участке, но и сохранила силы для наступления. Победа под столицей вдохнула веру в наши силы.

Испытующий взгляд Пономарева остановился на мне. Его интересовало мое настроение. Потом разговор перешел на самую злободневную и волнующую тему — об окружении войск Паулюса.

— У противника есть еще надежда, — подполковник чайной ложкой ткнул в карту. — Вот здесь… в районе хутора Рычковского немцы упорно удерживают небольшой плацдарм. У них тут переправа. Думаю, что попытаются выручить Паулюса.

В тот час ни подполковник Пономарев, ни я, конечно, не знали, что именно наше соединение и будет участвовать в ликвидации вражеского плацдарма у Рычковского.

Люди 991-го полка мне понравились. Подполковник Пономарев помог мне перевести Иванова в нашу часть.

XXV годовщину Великого Октября мы встретили не без тревоги. Дело в том, что 258-я дивизия, находясь в составе 5-й танковой армии, не раз пыталась опрокинуть противника, захватить переправу на реке Дон, но безуспешно. Не имела успеха и вся 5-я танковая армия на этом направлении.

Ясно было, что немецкое командование не случайно зацепилось за рычковский плацдарм и на берегах Дона значительно усилило группу Холлидта.

На митинге, посвященном Октябрьской годовщине, многие ораторы прямо говорили о нашей ближайшей задаче — очистить левый берег Чира от противника. Настроение у всех было боевое, рвались наступать.

Вражеский плацдарм оказался железным орешком. Раскусить его надо было как можно быстрее, пока враг не подтянул свежие резервы.