Вечером, когда Никита уже спал, да и сами они лежали в постели, готовые пожелать друг другу спокойной ночи, Оля вдруг заговорила о матери. Никогда никому не рассказывала, а тут… Видно, впервые почувствовала человека, которому можно поведать затаенное, и вся боль, копившаяся годами, вдруг выплеснулась. Начав, Оля уже не могла остановиться. Она рассказывала про детство, про неожиданную беременность и убеждения матери сделать аборт, про бабушку, мамину новую семью и про то, что настоящая бабушка у Никиты — Изольда. Не обвиняла, просто сожалела о том, что не сложилось и, наверное, уже не сложится. Он слушал, не перебивал. А потом обнял, погладил легонько по плечу и сказал:
— Я думаю, она тебя любит. Мама не может не любить. Просто не все умеют любовь показывать.
И Оле почему-то после этих слов захотелось заплакать. А еще отчаянно поверить, что мама ее очень-очень любит. Ведь мама не может не любить.
Пиликнул телефон. Оля затушила сигарету и включила дисплей. Не Денис. Папа. Поинтересовался, во сколько завтра Никита заканчивает учиться, чтобы отвезти на физиолечение. Оля завтра весь день на выездах — не сможет это сделать сама.
Папа… Оля сказала ему через несколько дней после переезда Дениса, что теперь они живут вместе. Геннадий Игоревич долго молчал в трубку, а потом задал всего один вопрос:
— Ты счастлива, дочка?
— Да, — ответила она просто.
И они еще некоторое время помолчали.
Теперь он всегда звонил, собираясь приехать, точно боялся, что будет лишним, побеспокоит. Олю эта щепетильность умиляла и сердила одновременно.
Ответив папе, Оля сделала последний глоток из кружки. Вот и чай уже выпит, а Дениса все нет. Может, что-то случилось? Надо все-таки позвонить. Но только она повторно взяла в руки телефон, как послышался звук открываемого замка. Пришел, дома.
И трубка отложена, а Оля уже на ногах и идет в прихожую… Он услышал ее шаги и, повесив на крючок куртку, обернулся. Лицо Дениса казалось строгим, даже немного суровым, когда он проговорил:
— Не надо было меня ждать. Я же предупреждал, что буду поздно. Время полдвенадцатого, а ты не спишь!
Только Олю такая воспитательная отповедь не испугала, она подошла к Денису, сняла с его шеи шарф, положила на полку и, обхватив руками за плечи, прошептала:
— Если бы ты только знал, какое это счастье — ждать.
Денис еле слышно вздохнул, а потом обнял в ответ, сказав с какой-то безнадежностью в голосе:
— Олька, какая же ты Бэмби.
— Вот сюда я очень любил приезжать в детстве.
— А что это? — Никита со смесью любопытства и опаски косился на открытую перед ним стеклянную дверь.
— Это очень серьезная больница, где лечат очень серьезные заболевания.
— Ты в детстве сильно болел? — Никита так и остановился с поднятой для шага ногой. — Ты тоже падал с высоты, как я, да? И руку ломал?
— Нет, таких подвигов я не совершал, — Дэн легко подтолкнул мальчика в спину. — А здесь работает мой отец.
— Он тоже врач? — восхищенно выдохнул Никита.
— Получше меня, — уверил мальчика Денис. — Сам увидишь.
Кабинет Валентина Денисовича Батюшко произвел на Никиту Зеленского сильнейшее впечатление — ребенок замолчал на целых две минуты. Переводил взгляд с дипломов на стенах на огромный стол, на котором…
— Он настоящий? — выдохнул мальчик, не сводя взгляда с черепа.
— Конечно, — кивнул Валентин Денисович, с любопытством разглядывая гостя. — Денис, познакомь меня со своим юным другом.
— Знакомься, отче. Это Никита Зеленский. Никита, это мой отец, Валентин Денисович.
— Да что ты говоришь! — Батюшко-старший всплеснул руками, а потом протянул ладонь мальчику. — То-то я думаю, кого он мне напоминает? Ну вылитый Генка!
— А вы моего дедушку знаете? — Никита осторожно пожал протянутую руку, так и не отводя завороженного взгляда с негласного символа профессии нейрохирургии.
— Вместе в школе учились, — хмыкнул Валентин Денисович.
— Здорово! А дедушка хорошо учился в школе? Что у него по русскому было?
Батюшко-старший рассмеялся.
— Вот с чем-чем, а с русским у Геннадия всегда был полный порядок.
— А с чтением?
— А давайте-ка, молодые люди, чай пить. С конфетами. За чаем на все вопросы отвечу.
Провожая спустя сорок минут своих визитеров, Валентин Денисович негромко произнес, скорее сам себе, чем Дэну:
— Похоже, прав был Генка…
— В чем?
— Не обращай внимания, сынок. Это я о своем, о стариковском.
— Денис! — Никита выдержал ровно пять минут, пока они выезжали с парковки. — Знаешь что?!
— Что?
— А мне дядя Валя обещал подарить череп!
— Когда это вы успели провернуть такое дело?
— Пока ты по телефону говорил!
Дэн лишь покачал головой, но Никиту было уже не унять.
— Денис, как ты думаешь, а мама разрешит его поставить на кухне?
Денис представил реакцию Оли, Изольды, Геннадия Игоревича на такое обновление дизайна кухни — и не смог удержаться, рассмеялся.
— Не разрешит? — мигом погрустнел Никитос.
— Думаю, маме надо… привыкнуть к этой мысли. Давай не будем торопиться?
— Давай! — покладисто согласился Никита. — Я его тогда под кроватью спрячу.
Картина обнаружения под кроватью подарка профессора нейрохирургии вызвала уже приступ хохота. Причем у обоих.