Батя, Батюшко и Бэмби

— Я консультирую в Центре развития семейных отношений. Это номер сексопатолога из данного центра. Прекрасный специалист. Думаю, часть ваших вопросов он снимет. Но анализ на гормоны сдайте обязательно.

Васенька закивал и стал прощаться. А на пороге вдруг замер, видимо, потрясенный музыкальными созвучиями. Помимо поэтического дара Тося еще подвизался на ниве художественного свиста. И сейчас что-то насвистывал, глядя в окно.

— «Не уходи, побудь со мной, ты, мой каприз» — это мне? — задорная улыбка удивительно шла Василию. Смысл вопроса от Дениса ускользнул, зато Антон его вполне уловил. Рассмеялся.

— Нет, это я так — по мотивам осеннего пейзажа. Навеяло. Бабушка любит эту песню. А что, похоже вышло? Узнаваемо?

— В конце припева немного неточно, — широко улыбнулся Василий. — А так — да, узнаваемо.

— Любите петь? — Тося хорошо усвоил урок о важности установления доверительных отношений с пациентом. Не исключено, что из парня таки выйдет неплохой андролог. — В караоке?

— Нет, караоке — это для меня… слишком, — Васенька совсем приободрился и помахал им ручкой. — До встречи, Денис Валентинович, Антон Евгеньевич.

Теперь уже Малин смотрел с открытым ртом на закрывшуюся дверь.

— Ну когда ты уже привыкнешь к имени-отчеству, — вздохнул доктор Батюшко. — Вот же Тося Бабушкович…

* * *

Геннадий Игоревич последовал совету дочери насчет «ухаживать за актрисами красиво и с шиком» и не придумал ничего интереснее, чем пригласить Изольду Васильевну в театр.

— Правильно, — одобрила Оля, разглядывая билеты. — Пока на горизонте не появился новый Славочка, надо действовать решительно.

Лицо отца сморщилось при упоминании недавнего инцидента:

— Не напоминай! Так глупо и нелепо получилось.

— А по-моему, смешно. Ну и с пользой. Так ты бы еще год мучился гамлетовским вопросом: ту би о нот ту би, купить билеты в театр или не покупать?

— А ты хулиганка, дочка, — слегка прищурив глаза, проговорил Геннадий Игоревич.

— Еще какая, — согласилась Оля, — мама в детстве звала меня Бестией.

И это была правда. Только в тоне матери не слышалось снисхождения и теплоты, когда звала так свою дочь. «Бестия» означало, что Оля делает все не то. Молоко забыла купить? Чего от Бестии можно еще ожидать? Колготки порвала белые парадные? Вот покупай тебе после этого дорогие колготки. А то, что с мальчишками подралась, потому что те дразнили и обзывали фонарным столбом (к одиннадцати Оля вдруг резко вытянулась и была выше всех в классе), — маму не интересовало. Она работала, убиралась, ходила на школьные собрания, копила на стиральную машину-автомат, уставала, а дочь, вместо того чтобы помочь, только расстраивала. Учиться могла бы лучше, в магазин ходить чаще, к вещам относиться бережнее.

Оля старалась, честно, старалась. Это была настоящая многолетняя борьба за возможность услышать ласковое материнское слово. Так хотелось, чтобы ее к себе прижали, поцеловали, назвали «дочкой», «радостью». Случалось. Очень редко. И дни эти были самыми счастливыми и запоминающимися. А в основном, конечно, Бестия.

Это уже потом, будучи сама с ребенком и возвращаясь мысленно в детство, Оля стала лучше понимать мать, что не со зла все, а от усталости и личной неустроенности, от того, что еще молода и красива, а наладить свою жизнь не можешь. Потому что вместо того, чтобы пойти на свидание, надо домой — ужин готовить и кормить ребенка, и стоять в очереди за детской одеждой, и достать эти распрекрасные парадные белые ажурные колготки, которые надели всего один раз.

Оля очень четко помнила эти моменты собственного детства и старалась не повторять ошибок матери. Хотя срывалась, конечно. Срывалась. И не хватало терпения, и попадало Никите на самом деле не за разбросанные игрушки, а за Олину усталость. И она понимала это, и старалась исправить, и подходила первая, и говорила негромким голосом о том, что на работе трудности. Вот как у него — контрольные, а у нее есть свои контрольные. И Никита кивал головой, а потом быстро убирал в коробку раскиданные по полу игрушки, и они шли вместе пить чай и смотреть мультики. Оле казалось, что с сыном ей удается сглаживать.

А вот с матерью не удалось. Так и не сложилось. Оля долго еще чувствовала себя укором ее несчастливой молодости. Да и позже подвела.

Он приходил в их двор с гитарой и друзьями. Друзья были так себе, а вот гитара и голос… а ей двадцать, и весна, и старые вишни около дома цветут.

— Пойдем в кино?

— Пойдем.

И по дороге он покупал Оле мороженое. И ей казалось, что он взрослый, потому что ухаживает. Потому что в институте у них в группе мальчики как-то ухаживать не умели.

— Устроим на майские шашлыки? Я друзей приглашу, ты девчонок бери. Будет весело.

И было весело. И пели песни под эту самую гитару, и девчонки смотрели на него с восхищением, а на Олю — с легкой завистью.

— Как ты такого отхватила?

А она и сама не могла понять как. Просто голова кружилась от счастья, что так, оказывается, бывает и что все это — с ней.

— Я приглашаю тебя к себе, родители на дачу укатили на все выходные.

Дальше же все как в самом плохом кино.

— Я жду ребенка.

— Ты уверена, что он мой?