Батя, Батюшко и Бэмби

Он прикурил вторую и отвернулся от чужих окон. С кирпичной стены собственного дома смотрела на него призрачная старуха в низко надвинутом на лоб темном платке. Смотрела сурово и неодобрительно. А ему так же стыло и одиноко, как там, у деревянного креста. Кажется, сейчас услышит воронье карканье…

Он докурил и потушил окурок. Посмотрел еще раз на серые в темноте кирпичи.

— Такие дела, Ефросинья Димитриевна, — кивнул, засовывая руки в карманы брюк. И толкнул коленом балконную дверь.

Дома он достал из бара коньяк, сделал три долгих глотка и завалился спать — одетый, без душа, чистки зубов и бритья. Холодно что-то очень.

Душ и бритье были утром. А позже, уже в машине, он долго смотрел на свои пальцы на руле. Поднял и подержал на весу. Нет тремора. Это хорошо. Потому что у хирурга не должны трястись руки. И машина плавно тронулась с места. Две плановых, прием, интерн. Жизнь, мать ее, продолжается.

* * *

Она не удалила контакт из телефона. Говорила себе, что из-за папы. У папы недавно была операция. У папы могут быть осложнения. Телефонный номер должен остаться в адресной книге.

Не удалила. Но запретила себе открывать переписку. Чтобы не видеть, не читать, не вспоминать.

Дениса нет. Он ушел. Все.

Привет, Бэмби. Пятница в силе?

Просто папе может потребоваться в любой момент доктор.

А телефонный чат жил своей жизнью. Переписка с новыми клиентами, сотрудниками, и когда не можешь говорить — с Никитой.

А неудаленный контакт спускается вниз-вниз-вниз. Открываешь телефон, на странице его уже и не видно.

Новая жизнь, новые чаты, новые горизонты.

Надо готовиться к важной конференции рекламщиков. Там обширная программа — лекции, семинары, даже конкурс на лучший экспресс-проект. Ларионов говорит, что это шанс заявить о себе.

И Оля собралась заявить. Жизнь должна быть насыщенной и полноценной. Жизнь должна продолжаться, назад оглядываться нельзя. Нужно просто сделать выводы из ошибок и вперед, только вперед.

Никита скоро начнет посещать школу. У папы — подготовка к изданию сборника современной поэзии.

Только Изольда сдает. Совсем у нее с кулинарией в последнее время не ладится. То картошка пересолится, то мясо пригорит. Хотя держится, ходит невозмутимая, читает чьи-то мемуары, некоторые места даже вслух. В основном о том, что человеку все по плечу. Утешает… Но то, что нам все по плечу, мы и без всяких мемуаров знаем.

Ты снова оставила у меня перчатки, Бэмби.

Я не только перчатки оставила… вы мне душу вынули, доктор. Сложная хирургическая операция, но вы ведь мастер своего дела, не так ли?

— Знаешь, Оленька, я подумала, что ты давно никуда не ходила. Тебе бы развеяться. Может, вам со Славочкой театр посетить? Она очень хорошая девочка и будет отличной компанией.

— Славочка?

Изольда как ни в чем не бывало мешала лопаткой рис.

— Конечно. И ей полезно будет лишний раз посмотреть на игру актеров, и ты… платье красивое наденешь, туфли… знаешь, сейчас почти никто не ходит в театр в туфлях. А раньше если женщина выбиралась в свет, она обязательно переобувалась. Это нынче джинсы, свитер и ботинки — обычная одежда для всего на свете, а когда-то туфли, укладка, маленькая сумочка делали праздником вечерний выход.

Оля молчала. Изольда накрыла сковороду крышкой и повернулась:

— Что скажешь?

— Все так и должно было закончиться, правда? Чудес не бывает. Однажды он бы нас все равно оставил. И лучше раньше, чем позже. Все правильно. Ведь правильно же? Что по этому поводу говорят ваши карты таро?

— Ох, Оленька, — Изольда тяжело опустилась на стул, — какие уж тут таро… разве может карточка разгадать человеческое сердце? Мне казалось ведь… — и замолчала, отчаянно моргая покрасневшими вдруг глазами.

— И мне казалось… — тихо проговорила Оля.

* * *

— Никогда бы не подумал, что так много мужчин сталкивается с этой проблемой, — Тося стоял на своем любимом месте — у окна. Голос его был задумчивый, парень, похоже, все еще находился под впечатлением вчерашнего зачета по деонтологии, который быстро перешел в разговор. Ведь так у нас устроена система медицинского образования, что к настоящим вопросам врачебной этики, к нюансам общения с пациентами будущих медиков не готовят. Потом учишься только на собственном опыте. Антон это понял. Но сейчас он говорил о другом — о человеке, только что покинувшем их кабинет.

— В нашей стране порядка пяти миллионов бесплодных пар, — Денис привычно потянулся, разминая спину и руки. — По различным оценкам (а статистика вещь не только упрямая, но и очень вольно трактуемая), каждая пятая семья имеет проблемы с зачатием. Каждая пятая, вслушайся в эту цифру, Антон.

Малин отреагировал задумчивым «Да-а-а…», а Денис продолжил.

— И тридцать процентов бесплодия в паре — из-за мужчины.

— Тридцать?

— Да. И это при том, что ВОЗ[36] неуклонно снижает нормы спермы. Возьми любые базовые показатели: общее количество сперматозоидов, концентрация в одном миллилитре, количество подвижных — сейчас нормативные значения совсем не те, что были пятьдесят лет назад.

— Ниже?