Батифон

Когда Ди Каприо тонул, замерзая на фоне уходящего навеки в глубины Атлантического океана межконтинентального лайнера, добрые 2/3 женского мира, воя и мотая на кулак сопли или тихонько промокая платочком уголки глаз, были готовы бросить мужа, детей, коров, любовников, одноклассников, купленные по акции в магазине для укрепления семейных уз товары первой необходимости, осточертевшего гнусавого соседа, зачастившего за солью и напрашивающегося в гости на «палку чая» предпенсионера из объявления с маскируемыми залысинами и мчаться сквозь толщу времени и пространства для спасения талантливого юного художника. А потом появилось в сети фото, на котором режиссер культового фильма объясняет стоящим по пояс в бассейне актерам как следует изображать предсмертный трагизм и неизбывную тоску с отчаянием среди обломков корабельной утвари рядом с айсбергом из пластика. И ты понимаешь, что иллюзионисты и актёры, попадающиеся на пути и задерживающиеся на и в твоем теле и жилплощади это умело изображающие любовь, верность, а часто даже и неземное наслаждение и счастье паяцы, действующие в своих интересах и играющих свой спектакль, на который не купить билет, а можно только получить конрамарку. И хорошо еще, если игру свою он ведет интересно и роль знает назубок. Но настаёт день и, получив на твой заигрывающий вопрос: «А чего это ты к моей попе пристал?», жеманный и посыпанный приторной сахарной пудрой ответ: «Она такая аппетитная,ммм. Я сгораю от страсти, душа моя», сначала исподволь, а потом всё настойчивее начинает проявляться осознание того факта, что и гнусный клоун и этот бездарнейший актёришка далеки от меценатства и организации благотворительных выступлений. И что там ТАКОЕ закулисье и гримёрки с зеркалами (чему находится почти моментальное подтверждение), что небезызвестная примадонна сочла бы за честь быть причастной к такому шоубизу хоть на подпевках. Вот так узревание лжи относительно апельсинокорковых мягчеющих ягодиц выжигает в мозгу истину – врёт про жопу – врёт про всё.

3)Free-Дом. Ни в одном отделе Красной Книги, ни в самых укромных уголках заповедных островов, где живут одни пингвины и проведывающие их волонтёры – подниматели, не найдется места для того, на КОМ негде ставить клейма. Но ведь выжженная на бедре быка метка не делает его чьей-то собственностью. Бык остаётся быком, которого также можно назвать и лошадью, и попугаем, и колесом если у тебя достаёт смелости на это. Тавро даёт обманчивое ощущение человеку, мнящего себя хозяином животного, что бык это ЕГО скот.

Все, с кем сталкивает судьба избежавшего армии филистеров дезертира, становятся охотниками и птицеловами, пытающиеся капканами определений и силками ярлыков получить… нет, не его самого. Ибо получить и считать его СВОИМ так же невозможно, как считать своим ветер, раскручивающий крылья твоей мельницы. Все эти люди пытаются получить хоть какую-то тень представления о том, кто перед ними и предсказать поведение и направление его мысли, наивно полагая, что даже промахнувшись копьем, они точно знали в КОГО целились.

Люди этого вида редки, неистребимы, вездесущи и ненавистно-притягательны. Женщины готовы с ними "быть", рожать их детей, чтобы иметь возможность привязать в стойле и стелить соломку (тут мы получаем сценарий 1 категории мужчин), мужчины побаиваются и сторонятся, чувствуя энергию от них исходящую как испепеляюще-разрушительную, хоть и направлена она на воспламенение факела ценностей более важных и значимых, чем становление какой-то там личности. И ценности эти создаются так же кропотливо и уничтожаются с такой же лёгкостью как и тибетская мандала из цветного песка, насыпанная потеющими от концентрации толстыми смуглыми монахами в оранжевых рясах где – нибудь в региональном отделении "Bank Of America". Эти мужчины слепы – они не различают ни благодеяний, ни жестокости, ни уродства, ни красоты, ибо для них всё – правильно. Они проницательны настолько, что за не замечаемыми ими добром и злом слышат те СИЛЫ, что рождают эти вещи и говорят с ними. Они являются источником беспрепятственно расползающейся чумы изопраксизма2, причем подхвативший это кажущееся безвредным заболевание начинает считать себя причастным к некой тайне, сокрытой от взгляда заурядного человека.

Он, этот небожитель, во всём, что его окружает и чем он является сам, видит ЖИЗНЬ. Даже в смерти и разрушении. И если женщина готова быть рядом ЭТОЙ ЖИЗНЬЮ, а не наградным кубком и крепостью для завоеваний, полосой препятствий и органайзером с занесенными в него заметками о покупке молока и уплате счетов за коммуналку, преданной собачкой или ласковой кошечкой, а ЖИЗНЬЮ, той самой, ключом которой бьёт он сам, бурля энергией и низвергаясь ею же, то будет она принята как и всё, что не ставит плотин и преград на ПУТИ, бетонной тяжестью пытаясь перекрыть поток.