Над толпой висела пелена тумана состоящая из смеси сигаретного дыма и испарений бенгальских огней, разбросанных в этом живом море как некие маячки, указывающие на сопричастность тому, о чем пел стоящий на сцене человек. Зелёный свет прожекторов, расположенных у него за спиной, казалось, пытался оживить серо-черную паутину действительности цветом долгожданной и никак не наступающей весны новой жизни, которая больше походила на промозглый и ветренный декабрь, соответствуя времени года. Но, поддавшись настроениям, царившим в этом месте и в это время, он тускнел и растворялся, наполняясь цветами мрачными и грязными, придавая происходящему характер безысходной ледяной глубины. Потные блики на плечах и руках артиста, похожего на небритого депрессивного интеллигента в круглых несуразных очках (образ достаточно распространённый теперь повсеместно), лежали липкими пятнами, выхватившими фрагменты мокрой серой майки, серебряной цепи с крестом и ремня, перекинутого через плечо и державшего гитару. Крики, свист и пьяное улюлюкание зала начали разбавляться простым гитарным боем, балалаечностью поведения задававшим ритм этому хаосу звуковых волн и органично вписавшемуся в канву. Человек в очках кашлянул в сторону, продолжая размашисто и нервно бить по струнам, и это простое движение, напоминающее падение ножа гильотины, невольно выполняло роль взмаха дирижерской палочки, побуждающей тысячи рук подняться над головами и хлопать в такт. Средь волн раскачивающихся под музыку тел появлялись огоньки зажигалок как поминальные свечи рождающейся заново стране.
Артист приблизил лицо со скатывающимися по нему каплями пота к перемотанному изолентой микрофону, прикрыл уставшие глаза и…